Москва дипломатическая. Танцы, теннис, политика, бридж, интимные приемы, «пиджаки» против «фраков», дипломатическая контркультура… - Оксана Юрьевна Захарова

Так, на приеме 13 марта у персидского посла по случаю приезда в Москву персидского министра двора Персии, на котором присутствовал весь дипкорпус, представитель Реввоенсовета генерал Иванов, изрядно выпив, «вел себя безобразно. В частности, своими пьяными любезностями и фамильярностями он преследовал турецкого и афганского послов, которые всячески старались от него отделаться. <…> Во время разъезда гостей, когда я (Д.Т. Флоринский. — Авт.) сидел с персидским послом, к нам подошел Иванов, еле стоявший на ногах, произнес бессвязное приветствие по адресу посла, выпил за его здоровье очередной бокал вина и ретировался <…>». По мнению Флоринского, генерал Иванов вел себя «безобразно», и он считает своим долгом довести сведения об этом случае до отдела внешних сношений Реввоенсовета.

Документы Фонда Протокольного отдела за 20-е и 30-е годы написаны не сухим канцелярским, а «живым» и в большинстве своем литературным языком, они наполнены историей человеческих отношений, в которых могут возникнуть различные ситуации, в том числе и нелицеприятные. Флоринский тщательно разбирает каждый случай не с целью покарать провинившихся, а чтобы впредь официальные лица на протокольных мероприятиях не дискредитировали советскую власть в глазах иностранных представителей. Следует отметить, что к каждой делегации был приставлен специальный агент, который составлял отчет о ее пребывании. В большинстве этих документов осуждается поведение гостей, которые без разрешения властных структур отступали от утвержденной программы. К примеру, посещение в октябре 1931 года датской делегацией бала у концессионера Снау-Кельдсена после официального банкета было воспринято советской стороной как «определенное хамство»[78].

Когда говорят и пишут о Флоринском, то зачастую ссылаются на характеристику, которую дал ему публицист и телевизионный обозреватель Мэлколм Маггеридж в мемуарах «Хроника потерянного времени»: «Шефом протокола был некто Флоринский, карикатурное подобие дореволюционного аристократа прямо со страниц „Мертвых душ“. В годы чисток он тоже был инквизирован, но не по политическим мотивам, а за… гомосексуализм»[79].

Данное высказывание позволило В.В. Карягину сделать вывод, что протокольной службе «не очень везло на руководителей с самого начала советского периода». Трудно поверить, что заместитель Ф.Ф. Молочкова не знал о существовании «Инструкции…» 1923 года и других документах, разработанных Флоринским. Но как бы то ни было, приговор вынесен.

Невольно возникает вопрос, кто именно из персонажей «Мертвых душ» напоминал известному английскому разведчику и по совместительству корреспонденту «Манчестер гардиан» в Москве заведующего Протокольным отделом НКИД.

Д.Т. Флоринский не мог являться «карикатурным подобием дореволюционного аристократа», потому что он на самом деле был дореволюционным аристократом, сотрудником МИД Российской империи.

История дипломатии неразрывно связана с историей разведслужб. Так, быть может, в Москве в начале 30-х годов столкнулись профессиональные интересы двух ярких личностей, одна из которых, потерпев поражение, создает нелицеприятный портрет своего оппонента.

В биографии Д.Т. Флоринского и в настоящее время содержится целый ряд невыясненных фактов. Так, в целом ряде исследований мы находим весьма противоречивую информацию о членстве Флоринского в партии. В частности, К. Малапарте пишет, что Флоринский состоял в партии большевиков до 1917 года, Н. Громова и М. Одесский утверждают, что он был принят в члены ВКП(б) только в 1921 году, а в 1928 году — исключен[80]. В то же время П.Ф. Лядов подчеркивает в своей книге (ссылаясь на архивные документы), что Д.Т. Флоринский возглавлял Протокольную службу НКИД СССР, не будучи членом Коммунистической партии[81].

В 1934 году состоялось «дело Флоринского» — сталинская «чистка» НКИД, в результате которой по обвинению в «мужеложстве» были репрессированы многие его работники. Трудно сказать, являлось ли это единственной причиной ареста. В ходе допросов Флоринский якобы признался, что в 1918 году был немецким шпионом, будучи завербованным секретарем посольства Германии в Стокгольме. Но из послужного списка дипломата следует, что в 1918 году Флоринский в Стокгольме не работал. Дмитрий Тимофеевич находился в заключении в Соловецком лагере, в 1937 году приговорен к высшей мере наказания, был включен в список второго соловецкого лимита на расстрел, но приговор не был исполнен, Флоринский этапирован в Москву. В 1939 году по повторному приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Дмитрий Тимофеевич Флоринский расстрелян за «шпионаж». В 1992 году реабилитирован Главной военной прокуратурой РФ.

Младший брат Дмитрия Тимофеевича, Михаил Флоринский, закончил Колумбийский университет в США, стал профессором, одним из основателей американской русистики. «Среднеазиатским Третьяковым» называли племянника Флоринского (сына сестры) — художника и этнографа Игоря Витальевича Савицкого, основателя Музея искусств в Нукусе, столице Каракалпакии.

В процессе своей деятельности Д.Т. Флоринский заставил дипломатическую Европу относиться к СССР не как к стране, победившей варваров, а как к государству, которое в состоянии оказывать влияние на мировую политику.

Парадокс сталинских репрессий в НКИД и в Красной армии, если вообще уместно говорить о парадоксах, когда речь идет о безвинно осужденных, заключается в том, что, уничтожая дипломатическую и военную элиту, режим открывал границы, обезоруживал страну на дипломатическом и военном фронтах.

Политика и бридж

О жизни дипкорпуса в Москве латвийский посланник Карлис Озолс вспоминал: «Нигде так дружно, как в Москве, не жил дипломатический корпус в период 1923–1929 годов. Это не только мое мнение. Думаю, под этими словами подпишутся и все мои коллеги, а тогда нас было в Москве больше 170 человек, пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью. Эта большая семья, особенно в лице ее высших представителей, жила своей особой жизнью, отгороженная от остальной России. Отгороженность и стала нашей общей сплоченностью, а изолированность, наша обособленность вызывалась российскими условиями тех лет»[82].

Согласно данным, опубликованным в первом изданном после революции справочнике «Дипломатический корпус и иностранные миссии при Правительстве РСФСР» (по состоянию на 15 ноября 1921 г.), в Москве насчитывалось 15 официальных дипломатических представительств: посольство Афганистана, чрезвычайное посольство Персии, посольство правительства Великого национального собрания Турции, миссии Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии, полномочные представительства ряда Социалистических Советских Республик, вошедших затем в состав СССР (Азербайджанской, Белорусской, Украинской, Армении, Грузии), а также полпредства Бухарской Народной Советской Республики и Дальневосточной Республики. Кроме того, на правах дипломатических представительств действовали Австрийская миссия по делам военнопленных, Британская торговая миссия, Чешско-Словацкая торгово-промышленная миссия и Временное представительство Германского правительства.

Официальные представительства России за границей в начале 20-х годов были также весьма немногочисленными. На конец 1921 года собственно дипломатические представительства, возглавляемые полпредами, были только в Германии, Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии, Персии,