Коронация всея Руси. Разговор, склоняющий к благоразумию - Евгений Александрович Ямбург
Отсюда принципиальная позиция автора по поводу адресной аудитории этой книги. Легко и приятно находить общий язык с близкими тебе по духу людьми. Но просвещенческая задача, на мой взгляд, в том и состоит, чтобы налаживать коммуникацию с людьми, не разделяющими твоих взглядов, всячески стараясь не разжигать конфликт, а выстраивать диалог.
Да, сегодня зачастую свобода слова оборачивается взаимными оскорблениями, в основе которых нетерпимость к чужому мнению. Сетевое обсуждение в Интернете любой проблемы тому доказательство. Любая дискуссия превращается в бессмыслицу, когда каждый из ее участников слушает только себя. Но диалог – непреложное условие бытования современного мира. В его основе должны лежать стремление понять правду «другого», умеренность, духовная и религиозная чуткость. Проще всего бросать камни в «недоразвитых» соотечественников. Но эти камни неизменно попадают в наше неизжитое прошлое, в котором пересекаются разные потоки памяти. Замечательной иллюстрацией к этому тезису служит практическая реализация проекта «Вернуть достоинство» Центра и Фонда «Холокост», который возглавляют А. Е. Гербер и И. А. Альтман. Суть проекта заключается в том, что на месте массовых казней евреев устанавливаются памятники. Таких мест в России более пятисот. Как правило, у людей эта акция не вызывает возражений. Но в одном из сел Ставропольского края идея установки такого памятника вызвала острую полемику среди местных жителей. Руководители фонда посчитали необходимым встретиться и поговорить с людьми на месте. И вот что выяснилось. В годы советской власти эта станица входила в совхоз имени Я. М. Свердлова. Считается, что именно Свердлов, еврей по национальности, подписал «Циркулярное письмо» и сопроводительное письмо о расказачивании, более известное как «Директива о расказачивании», обернувшееся массовыми репрессиями и депортацией местного населения. Так в сознании потомков переплелись два потока памяти, которые, столкнувшись, подогрели антисемитские настроения части жителей.
Но само письмо почему-то до сих пор не опубликовано. Хотя известно, что сам Свердлов в заседании не участвовал, он был болен испанкой (пандемия тех лет) и скончался в тот же день. Так умолчания и недоговоренности неизбежно порождают страхи, фобии и агрессию. Выход очевиден: нет закрытых тем для обсуждения, надо набраться мужества все договаривать до конца.
Быть готовым к придиркам и упрекам в беспринципности со стороны апологетов чистых идей
При выстраивании открытого диалога надо быть заранее готовым к придиркам и упрекам. Удивляться не приходится. Сохранение чистоты идеологических риз (риза – верхняя часть священнического облачения) еще в недавнем советском прошлом легко достигалось в квартирниках и на диссидентских кухнях, где собирались независимо мыслящие люди, задыхавшиеся в затхлой атмосфере идеологического диктата. Сплочение обусловливалось внешним давлением государственного пресса. На самом деле на этих островках свободы собирались люди диаметрально противоположных убеждений: русские, украинские и эстонские националисты, западники и славянофилы, верующие и атеисты… Да, они вместе слушали Окуджаву, Галича и Высоцкого, обменивались сам- и тамиздатом, передавали друг другу «Хронику текущих событий». Но мыслили они по-разному. После двойного обрушения – коммунистической утопии и советской империи – они, разбежавшись с диссидентских кухонь по разным политическим квартирам (партиям, общественным организациям, фондам и т. п.), открыли ожесточенную полемику, не утихающую по сию пору. Страстная односторонность, проявленная в этих спорах, комья грязи, которые оппоненты бросали друг в друга, – характерные приметы времени прорыва к внезапно обретенной свободе… Стремление сохранить белые одежды привело к тому, что они оказались запятнаны. Парад идеологических трендов разворачивался, но кляксы на подвенечных платьях становились все более заметны. Как тут не поразиться прозорливости Г. С. Померанца, который еще задолго до перестройки высказал мысли: «Стиль полемики важнее предмета полемики». Высказал и тут же получил упреки в беспринципности.
Собственно говоря, он, как и А. И. Солженицын, стремился свести разговор о путях трансформации отечества к благоразумию.
Чем значительней человек, тем больше страстей бушует вокруг его высказываний. В этом смысле показателен пример А. И. Солженицына, слова которого в разные периоды его жизни вызывали принятие или отторжение поочередно западников и фундаменталистов. Но вот его давнишнее высказывание по одному из самых болезненных вопросов сегодняшнего дня:
«Как украинцам бесполезно доказывать, что все мы родом и духом из Киева, так и русские представить себе не хотят, что по Днепру народ – иной, и много обид и раздоров посеяно именно большевиками: как всюду и везде, эти убийцы только растравляли и терзали раны, а когда уйдут, оставят нас в гниющем состоянии. Очень трудно будет свести разговор к благоразумию (выделено мной. – Прим. Е. Я.). Но сколько есть у меня голоса и веса – я положу на это. Во всяком случае, знаю и твердо объявлю когда-то: возникни, не дай бог, русско-украинская война – сам не пойду на нее и сыновей своих не пущу»[2].
Мысли, высказанные задолго до трагического раздора между братскими народами. В контексте сегодняшних, предугаданных А. И. Солженицыным событий, легко представить себе стон и скрежет зубовный вокруг этого высказывания.
В начале девяностых омут, образовавшийся встречным течением национализма, засосал и практически привел к гибели замечательного философа Мераба Мамардашвили, который всего-то высказал очевидную мысль: «Истина выше родины».
Тем временем в отечестве нашем по законам циклического развития исторического процесса на смену очередной оттепели пришла реставрация. Технологи власти с присущей им ловкостью приватизировали весь спектр идей, соединив их в универсальное идеологическое изделие на любой вкус, годное к потреблению. В нем есть все: ностальгия по утраченному советскому раю, православие, преклонение перед историческим наследием Древней Руси и Российской империи, модернизационный тренд и т. д. Противоестественным получилось это изделие: то ли луковичка, то ли репка. В основе его диковатой конструкции – беспринципность. Та самая беспринципность, в которой упрекают мыслящих людей апологеты чистоты идей.
Вывод очевиден: стране в целом нужна длительная логотерапия, иными словами, именно разговор, ведущий к благоразумию. Разговор, который в отличие от заранее заготовленных лекций или письменных текстов предполагает умение слушать «другого», не отвергая с порога его правды, разговор, предполагающий открытое размышление вслух перед неоднородной аудиторией.
Таким талантом сократической беседы обладали А. Мень, Г. Померанц, М. Мамардашвили, Е. Гениева. Их выступления собирали большие и малые аудитории, потому что нет ничего более захватывающего, чем непосредственно присутствовать при рождении свежих идей, которые неизменно опираются на вечные ценности и смыслы культуры. Все они, будучи сведущими в науке, в разговорах с широкой аудиторией избегали использования сложных специальных терминов, предпочитая доносить свои мысли с помощью метафор. Что неслучайно, ведь именно метафора позволяет ощутить целостность мира.
Тоска по целостности
В разбегающемся, стремительно меняющемся мире у людей ощущается неосознаваемая тоска по утраченной целостности бытия. Отсюда происходит провал в архаику, в
