Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

— Мистер Сеймур! — крикнул я во всю глотку. — Это Флетчер! Джейкоб Флетчер! Разрешите подняться на борт, сэр?

Сеймур был первым лейтенантом при капитане Боллингтоне, но из «Газетт» я знал, что Боллингтону дали другой корабль после его великой победы у Пассаж д'Арон. Так что я предположил, что Сеймур теперь может быть капитаном. Я оказался прав, и я увидел, как он откинул голову и заревел на своих людей. Он помахал мне тоже, что я счел добрым знаком.

Вскоре громада «Фиандры» нависла надо мной, и она легла в дрейф, положив грот-марсель на мачту, чтобы я мог подойти к ней с подветренной стороны. Они сбросили конец, и я поднялся по борту как мог, по бизань-руслениям. Кто-то спрыгнул в шлюпку, чтобы помочь Брауну, потому что он сам взобраться не мог. (Будет этому паразиту наука, как тыкать в меня ножами!)

Как только я перевалился через борт на шканцы, я ужаснулся повреждениям, которые получила «Фиандра». Она держалась на плаву на одном мужестве, если хотите знать мое мнение. Лязг помп разносился от носа до кормы, ее фальшборт был смят в лепешку по всему борту, обращенному к врагу, орудия были разбросаны, как игрушки, грот-мачта треснула и была закреплена массивным бандажом из толстого каната, и, казалось, готова была рухнуть за борт при первом же порыве ветра, а ее палубы выглядели как поле фермера после плуга. Ни один человек на борту не бездельничал, и кипела яростная деятельность по починке и ремонту.

— Флетчер? — спросил капитан Сеймур. — Флетчер, наследник Койнвудов? Какого черта вы здесь делаете?

Его глаза были дикими, он был измотан. Он был деятельным, суетливым человечком, и даже в лучшие времена выглядел странно со своими неряшливыми манерами и большой головой на коротком теле. Но сейчас он походил на тролля из задымленной пещеры. Его мундир был в лохмотьях, он потерял шляпу, и один рукав пусто болтался от плеча, где разошлись швы, которыми он обычно был пришит. Он оставил руку у Пассаж д'Арон, и теперь ему приходилось резать еду левой рукой, как Нельсону.

— Сэр! — раздался крик, и какой-то лейтенант теребил Сеймура за его единственную руку. Новый лейтенант. Новый для меня, то есть, назначенный после того, как я покинул корабль в прошлом июле. — Еще людей на помпы, сэр! — сказал этот парень, салютуя. — Вода прибывает, сэр. В трюме по грудь. Можете выделить мне еще десять человек?

— Нет! — сказал Сеймур. — Мы сейчас потеряем обе мачты, если я сниму хоть одного человека с их крепления. Делайте, что можете.

Лейтенант открыл рот, снова закрыл его, беспомощно посмотрел на меня, словно ища поддержки, отсалютовал и метнулся обратно к своей команде у помп.

— Флетчер! — снова сказал Сеймур, пристально вглядываясь в меня. — Какого, во имя всего святого, вы здесь делаете? Я думал, вы уехали делать состояние в Лондон? — Затем его глаза зло сузились, когда он заметил мой сюртук янки с блестящими пуговицами. — Вы поступили на службу к врагу? — спросил он.

Это был крайне нежелательный поворот разговора, которого я никак не ожидал. Но на мгновение меня спасла толпа матросов, пробежавшая мимо, налегая на канат. Нам с Сеймуром пришлось отскочить в сторону.

Одним из тех, кто тянул этот канат, был Сэмми Боун, мой старый товарищ по кубрику и, вероятно, лучший друг на всем белом свете. Он с изумлением уставился на меня, пробегая мимо, и тут же исчез. Вот в каком отчаянном положении была «Фиандра» в тот момент. Пока они неслись мимо под крики боцмана, Сеймур споткнулся, и с его усталостью и одной рукой он бы непременно упал, но я подхватил его, поставил на ноги и легко перенес через обломок рангоута, о который он запнулся. Он был человеком сообразительным и тут же обратил свои выводы на пользу кораблю.

— Хм! — задумчиво произнес он. — А вы выросли, мистер Флетчер!

— Так точно, сэр! — ответил я, и он снова взглянул на мой синий сюртук.

— И, похоже, вы теперь морской офицер, так что вы поймете трудности, с которыми я столкнулся, и я попрошу вас спуститься вниз и помочь с помпами. Живо!

— Так точно, сэр! — ответил я. Какая наглость! Командовать мной, как простым матросом. Но что я мог поделать? «Фиандра» тонула у нас под ногами, это было видно любому. Совсем не этого я ожидал, покидая «Декларейшн», но сейчас было не время блюсти свое достоинство. Ничего не оставалось, как занять свое место у помп.

Работа на помпах — худшая работа на корабле. Худшая, потому что она безостановочная и мучительная, и потому что, когда тебе действительно приходится ею заниматься, ты делаешь это, потому что альтернатива — утонуть. Основная работа легла на цепную помпу «Фиандры», самую мощную на корабле. За ее рукоятки могли взяться до тридцати человек, чтобы вращать большое зубчатое колесо, установленное в цистерне на орудийной палубе. Зубчатое колесо приводило в движение непрерывную цепь, спускавшуюся в льяло, далеко внизу, где собиралась трюмная вода. Цепь поднимала воду из льяла через водонепроницаемый кожух с помощью кожаных «блюдец», закрепленных на цепи через определенные промежутки и плотно прилегавших к внутренней стороне кожуха.

Если люди не уставали, а цепь не рвалась (что иногда случалось), то цепная помпа поднимала две тонны воды в минуту — неплохо для времен до паровых машин. Но я ненавидел эту работу. К несчастью, работа на помпах — одна из многих морских обязанностей, для которой, как все считают, Господь Бог меня и создал.

Так что я постарался извлечь из этого максимум пользы. Я оттолкнул трех-четырех смертельно уставших, полумертвых матросов, закатал рукава и занял их место. Некоторые из них упали бы и заснули там, где лежали, но подошли боцманы и помогли им приступить к другим обязанностям пинками своих сапог, в то время как я вместе с остальными вращал рукоятки и гнал пенящуюся воду из шпигата помпы.

Таким было мое возвращение «домой». Уж лучше бы я остался на «Декларейшн» с Купером, его лошадиной мордой и его бесстыдным обращением с правдой. «Фиандра» была похожа на муравейник, который перевернули лопатой. Бедные, обезумевшие твари носились во всех направлениях, пытаясь предотвратить катастрофу и таская снасти во все стороны. Все кричали, и ни у кого не было времени на разговоры. Еще один мой старый товарищ по кубрику, Норрис Полперро, был в команде у помпы. Я видел его краем глаза, но он был слишком измотан, чтобы даже заметить меня.

Не знаю, как долго я трудился у помп, знаю лишь, что достаточно долго, чтобы моя одежда высохла после купания, но в конце концов два фрегата, которые были лишь марселями на горизонте, «Эндемнон» и «Фидор», подошли и прислали шлюпки с людьми для помощи.

Это принесло передышку, так как на корабль хлынули сотни свежих людей. Они роились повсюду с энергичной инициативой британских моряков, и каждый, казалось, делал две работы одновременно, ни разу не мешая другому.

А меня вызвали наверх, и я получил возможность поговорить. Норрис Полперро уставился на меня, когда маленький мичман торопливо увел меня прочь, и у меня даже не было времени поздороваться. Меня ждали на шканцах, где капитан Сеймур совещался с мистером Барроу, первым лейтенантом «Фидора», и еще одним лейтенантом с «Эндемнона», чьего имени я так и не узнал. Все трое бросали на меня странные взгляды, потому что не знали, что обо мне думать. В начале 94-го я был знаменитостью. Все газеты Англии рассказывали историю Джейкоба Флетчера и наследства Койнвудов, и о том, как я от него отказался. Но с другой стороны, вот он я, одетый в сюртук янки, только что из лона врага. Так что они думали… офицер ли я, джентльмен и миллионер, или же я обычный предатель без гроша за душой?

И вот там, в бушующей Атлантике, на борту «Фиандры», качавшейся, как свинья, и с сотнями моряков, изо всех сил старавшихся удержать ее на плаву, я прошел один из самых серьезных допросов в своей жизни.

— Флетчер, — сказал Сеймур, — когда вы служили на этом корабле, у вас была хорошая репутация, так что я дам вам шанс объясниться, как вы оказались на борту американца — и в этом сюртуке!