Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон

Это было ясно, но дальше — сплошной огонь и дым. Стоило мне только подумать об этом чудовище, Саре Койнвуд, как я погружался в фантазии об убийстве и мести. Это она была всему виной. Однажды мои руки уже сжимали ее шею, и если они окажутся там снова, то да поможет ей Бог.

— Мне нужна Кейт Бут, — сказал я. — Я хочу найти ее и вытащить в целости и сохранности, где бы она ни была.

— А что насчет твоей мачехи? — спросил Сэмми, пристально глядя на меня. — Каков твой курс в этом отношении?

Я крепко задумался, но не смог дать внятного ответа. Наконец, Тоби прервал молчание практическим замечанием.

— Давай-ка обо всем по порядку, — сказал он. — Сначала надо найти твою мисс Бут. Я завтра переговорю с приятелями, задам кое-какие вопросы. Леди Сара Койнвуд — одна из ярких и прекрасных, и ее дела хорошо известны. Я велю поспрашивать у ее слуг на Далидж-сквер, чтобы выяснить, кто живет в доме. Я пущу слух, что Тоби Боун хочет кое-что узнать.

Мы поговорили еще немного, а потом пошли спать. Нам с Сэмми выделили милую комнатку, из которой выселили двух дочерей. Там были красивые обои с цветочками и певчими птичками. Мы с Сэмми оба очень устали и почти не разговаривали перед сном, но Сэмми беспокоился обо мне и Саре Койнвуд.

— Что ты сделаешь, если найдешь ее? — спросил он. — Драка — это одно, по крайней мере, против мужчины, но ты не можешь просто выследить ее и… — Он замолчал. — Черт побери, — сказал он, — что у тебя на уме, парень?

Я не ответил, потому что не знал.

33

КОЙНВУД И СЫНОВЬЯ

мясники и поставщики отборного мяса для господ с каретами, имеют честь объявить об уникальной и специальной продаже

ВЕТЧИНЫ «КАТЕРИНА а-ля БУТ»

в своих заведениях по адресу

МЕЙЗ-ХИЛЛ, 208, ГРИНВИЧ

Они заверяют своих клиентов в изысканной нежности мяса, которое будет нарезаться, пока оно еще

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ СВЕЖЕСТИ

Разделка начнется 10-го числа в 12 часов РОВНО. Тех, кто желает приобрести мясо целиком, предупреждают прибыть заранее, поскольку в противном случае владельцы будут вынуждены разрезать его полностью на мелкие куски.

(Листовка, распространявшаяся в больших количествах в Уоппинге в период с 6 по 10 июля 1794 года.)

*

Лакей в пышной ливрее — белоснежный парик, алый сюртук, золотое шитье, атласные бриджи, шелковые чулки и туфли с серебряными пряжками — открыл дверь дома леди Сары на Далидж-сквер. Сэм Слайм протиснулся мимо него, сунув шляпу и трость в руки прислужника.

— Сара! — взревел он. — Новости! — Он повернулся к слуге. — Где твоя госпожа? — спросил он.

— Ее светлость наверху, в своей уборной, сэр. Она принимает…

Слайм уже был на полпути к первому этажу, его сверкающие ботфорты перескакивали через три ступеньки за раз. Он промчался по коридору мимо затейливых зеркал, сочных картин в богато украшенных позолоченных рамах, сверкающих канделябров, французских консольных столиков с изящными бронзовыми статуэтками и всех прочих признаков роскошного стиля, в котором жила леди Сара.

— Сара! — крикнул он и рывком распахнул дверь в ее уборную.

Внутри две фигуры вздрогнули от неожиданности и отпрянули друг от друга еще дальше, чем им позволили те несколько секунд, что дало им предупреждение.

Уборная Сары Койнвуд была святая святых, куда она допускала лишь горстку избранных приближенных. Расположенная рядом с ее спальней, она на самом деле была небольшой гостиной, изысканно обставленной мягкой французской мебелью. Единственное большое окно выходило на площадь, но оно было плотно задрапировано шелковыми и муслиновыми занавесками, чтобы одновременно давать свет и обеспечивать уединение.

— Ха! — сказал Слайм, увидев, кого «принимают». Это был смазливый мальчишка, ее нынешний любимчик: одет по последней моде, наследник миллионов, вдвое моложе ее, и с мозгами как у морковки. Как раз тот тип, который она предпочитала. Они лизали ей пятки, как спаниели, и воображали, что она восхитительна.

Сара удобно сидела на диване с крошечной кофейной чашкой в руке и улыбалась Слайму с полнейшим спокойствием, в то время как паренек, заметно побледневший, был втиснут в кресло, которое, казалось, только что отодвинули к самой дальней от нее стене.

Слайм ничего не сказал, но схватил юношу за воротник сюртука, выдернул его из кресла и потащил к лестнице. Лакей, раскрыв рот и вытаращив глаза, смотрел снизу вверх.

— Этот джентльмен как раз уходит, — сказал Слайм, дал ему увесистого пинка и повернулся на каблуках. Звуки того, как молодой джентльмен спускается по лестнице, донеслись до его ушей, когда он закрыл дверь уборной.

На ее лице снова было то самое выражение. Выражение бури, сдерживаемой силой воли. Он почти желал, чтобы она открыла огонь и не сдерживалась. По крайней мере, это было бы честно.

— Не обращай внимания! — сказал он. — У меня новости. — Он сделал паузу, ибо это было слишком важно, чтобы сообщать впопыхах.

— Флетчер и его приятель, — сказал он, — они в Лондоне. Я знаю это наверняка и думаю, что они в Уоппинге. Я пару дней мотался по делам — потому ты меня и не видела — и велел людям поспрашивать. Дружка Флетчера зовут Боун, и я думаю, они прячутся на верфи Боуна в Уоппинге. Тоби Боун, должно быть, его брат и помогает ему.

Он увидел страх в ее глазах, и его собственное чувство к ней захлестнуло его полностью. Оно заглушило даже звук закрывающейся входной двери за соперником, которого он только что вышвырнул. Слайм сел рядом с ней и обнял ее.

— Не бойся, — сказал он, нащупывая ласковые слова в своем затянутом паутиной, пустом лексиконе, — моя девочка, моя храбрая девочка.

На мгновение она склонила голову ему на плечо в самом близком подобии подлинного акта доверия, покорности и поиска утешения в объятиях другого человека, на какое только была способна Сара Койнвуд. Сэм Слайм утонул в радости.

— Не бойся, моя девочка! — сказал он. — Я с ним разберусь. Я соберу дюжину добрых молодцов и выжгу этого ублюдка. Я не буду с ним играть, я…

— Нет! — сказала она. — Не так. — Первый шок прошел, и она снова могла ясно мыслить. — Это нужно сделать тихо, — сказала она. — Многое мир не должен знать. Я хочу, чтобы его привели ко мне.

— Сюда? — спросил Слайм.

— Нет, — ответила она, — не сюда. Он должен отправиться в Гринвич. В дом моего дяди. Я категорически запрещаю, чтобы что-либо из этого происходило на Далидж-сквер.

— Что ж, да, — сказал Слайм, не совсем понимая, чего она хочет, — если его нужно доставить на Мейз-хилл, моя девочка, то я к твоим услугам. Но он, по всем отзывам, чертовски здоровый тип, и чтобы его доставить, придется попотеть!

— В этом не будет необходимости, — сказала она и мило ему улыбнулась.

Сэм почувствовал холодок от того, что грядет, еще до того, как она это сказала. Он уже слишком хорошо ее знал. Он знал, что такая счастливая улыбка перед лицом всех ее страхов перед Джейкобом Флетчером могла означать лишь то, что в ее голове зреет какой-то чертовски жестокий план.

И он был абсолютно прав. Его теплое счастье от того, что она приняла его утешающие объятия, заледенело от деталей ее плана, как заставить Джейкоба Флетчера войти в дом № 208 на Мейз-хилл по собственной воле. Разумеется, она настаивала, что все это — блеф. Но он знал лучше.

Тем не менее он пошел в типографию и заказал пять гроссов ее листовок. И велел раздать их и расклеить по всему Уоппингу. Особенно вокруг верфи Боуна.

34

На верфи Боуна о нас хорошо заботились. Жена Тоби, Пен, прониклась ко мне симпатией, как это часто бывает с женщинами, да и дочери тоже. Они были довольно милыми девчушками, хоть и мелковатыми по моим меркам. И они, очевидно, считали меня романтической фигурой. Как я уже понял с Люсиндой, ничто так не возбуждает похоть в женщине, как знание, что в ее власти благородный воин: одно их слово способно обречь его на гибель. Конечно, девочки не должны были знать, что происходит, но такие секреты в семье долго не хранятся.