Загадка иммунитета. Механизм развития аутоиммунных заболеваний и доступные способы остановить этот процесс - Касс Анита
Мне казалось безумием начинать работу над серьезным исследовательским проектом на середине обучения, но зияющая дыра в знаниях о связи гормонов и клеток иммунной системы очень беспокоила. Я не могла перестать думать об этом. Поддержка Робина стала последним толчком, в котором я нуждалась.
– Тогда мне придется защитить кандидатскую диссертацию, – сказала я с застенчивой улыбкой, желая уменьшить серьезность того, что только что сказала, и в то же время понимая, что без этого не обойтись.
«Вот так все начинается», – подумала я. Кто-то должен сократить разрыв в знаниях или хотя бы попытаться это сделать. Мне было важно узнать, существовала ли прямая связь между моим рождением и болезнью мамы. Но решится ли кто-нибудь дать шанс мне и моим идеям?
5
Одинокий исследователь
Если вы не готовы ошибаться, никогда не придумаете ничего оригинального.
Сэр Кен Робинсон, «Призвание», 2009Я переключила передачу на старом Volkswagen Golf, унаследованном нами от бабушки Робина. Мы навсегда покинули нашу квартиру у порта. Вода сверкала на солнце, пока автомобиль разгонялся по широкой трехполосной дороге, идущей по центру Ливерпуля. «Вау! – подумала я. – Этот город красивее, чем мы привыкли думать». На вершине двух башен Королевского здания Ливерпуля знаменитые статуи птиц наблюдали за городом и морем. Легенда гласит, что, если эти две птицы улетят, город прекратит свое существование. Мне казалось, что это я улетаю в этот нехарактерный для Великобритании погожий день. Однако Ливерпуль вряд ли перестал бы существовать без меня.
Сзади в детском кресле сидела моя дочь, которой было уже почти два года. Я была беременна вторым ребенком. Вскоре я выехала на автомагистраль, ведущую на север в Ньюкасл. Там нас ждал паром в Норвегию.
– Давай переедем, – сказала я Робину. Мне хотелось, чтобы наши дети росли в Норвегии. В Ливерпуле меня больше ничего не держало. Наши отношения с отцом становились только хуже, и в итоге мы полностью их разорвали. Он даже не пришел на мой выпускной в медицинской школе. За несколько месяцев до того как отправиться в Ньюкасл на своем старом красном автомобиле, я сообщила ему, что мы переезжаем. Мы не увиделись и даже не попрощались.
В машине было три чемодана, один из которых набит книгами. В другом лежали мамины сари, украшения и фотоальбомы, наполненные воспоминаниями из моего детства. На пароме нас ждал контейнер с белым диваном (наша семья купила его, когда мне было девять), двухъярусной кроватью, которой было уже лет двадцать, и фортепиано. Я никогда не была привязана к вещам. Гораздо большее значение для меня имела наша растущая семья и документ на моем ноутбуке. Это была заявка на исследование – позднее оно заняло у меня несколько лет.
* * *В Ньюкасле мы встретились со свекровью и все вместе сели на паром. С палубы мы увидели бесконечное море. Соленый воздух прочистил мне голову.
– Тебе грустно уезжать? – спросила меня свекровь.
Я не знала, что ответить, потому что наконец почувствовала себя взрослой. Я была замужем и воспитывала ребенка, но ощутила это только уезжая из родного Ливерпуля. На другой стороне Северного моря меня ждало приключение, на которое я сама решилась. «Это и есть свобода», – подумала я.
Я была измотана беременностью, выпускными экзаменами и подготовкой к переезду. Но теперь, когда с нами была свекровь, наконец могла расслабиться в каюте. Пока я лежала и отдыхала, могла с нетерпением ждать будущего, а не оглядываться на прошлое. Я еще не окончила обязательную резидентуру, это предстояло сделать в Норвегии. Мне хотелось сразу начать работать над кандидатской диссертацией, поэтому я уже изучила доступные возможности. Как молодая и наивная студентка, я считала, что просто нужно будет найти лучших исследователей Норвегии и убедить их, что мой проект стоит риска.
За три месяца до переезда я позвонила главе ревматологических исследований в Университетской больнице Осло, представившись с самым шикарным британским акцентом, который только смогла сымитировать. Я спросила, могу ли работать над кандидатской диссертацией по ревматоидному артриту в Университетской больнице Осло. К счастью, именитый профессор, похоже, заинтересовался перспективой пополнить ряды своих аспирантов студенткой с нездоровым энтузиазмом. Мы договорились встретиться, как только я приеду в Норвегию.
«Разве вам не важен успех?»
Глава ревматологических исследований в Университетской больнице Осло был внушительной фигурой. Когда профессор опустился на стул перед одним из самых аккуратных столов из всех, что я когда-либо видела, наши глаза оказались на одном уровне, хотя я стояла. Это была наша первая встреча, и я волновалась.
– Итак, – сказал он, глядя на меня, – почему бы вам не рассказать, чем, по вашему мнению, мы можем быть вам полезны?
Я тщательно подготовилась и стала рассказывать обо всем, что хотела делать. Достав из сумки большой лист бумаги с перечисленными гормонами и их связью с иммунной системой, которую мне удалось проследить, я сказала:
– Есть так много связей, заслуживающих более подробного изучения.
Через некоторое время я остановила свой словесный поток, давая профессору возможность ответить.
– Значит, вы переехали в Шиен? – спросил он.
– Да, мой муж здесь вырос, – ответила я, смутившись внезапной сменой темы разговора.
– А как зовут известного писателя из Шиена? – продолжил профессор.
Разговор становился все более странным.
– Генрик Ибсен, – ответила я.
Профессор засмеялся, удовлетворившись моими знаниями. Он продолжил расспрашивать меня о том, как я переехала в Норвегию, откуда мои родители и так далее. Я смутилась. Я пришла не для того, чтобы говорить об этом, и попыталась вернуть разговор к моему исследованию.
– Анита, не забывайте, что у вас теперь есть семья, – внезапно сказал профессор.
Он намекал на то, что мне не удастся совмещать воспитание двух маленьких детей с работой над диссертацией. Я оскорбилась. Он наверняка не хотел меня обидеть, но я считала, что его опасения совершенно безосновательны. Я прекрасно могла оценить, на что способна, а на что нет.
– Я уверена, что справлюсь, – ответила я.
И хоть изначально наш разговор не заладился, я чувствовала его заинтересованность во мне. Он пообещал подумать о том, чтобы дать мне возможность писать диссертацию о связи гормонов и ревматоидного артрита. Я покинула Университетскую больницу Осло с большими надеждами. Может, у меня все получится?
Прошло несколько месяцев, а вопрос о моем прикреплении к кафедре в качестве соискателя так и не решался. Потеряв терпение, я назначила еще одну встречу с профессором. Я должна была узнать, примут ли меня как соискателя и дадут ли возможность завершить проект.
Величавый профессор сидел за своим письменным столом. Свет ясного осеннего дня лился в кабинет через маленькое окно. Я понимала, что мне удастся найти пациентов для исследования в местной больнице, но нуждалась в научном руководителе.
– Как вы считаете, смогу ли я взяться за этот проект? – спросила я.
Он посмотрел на меня из-за стола и осторожно улыбнулся.
– Я хотел бы, чтобы вы окончили аспирантуру по одной из существующих исследовательских программ. Вам предоставят офис и стипендию. Уже после этого вы сможете заняться тем, что вас интересует, – сказал он.
Он произнес это голосом человека, привыкшего, что с ним всегда соглашаются, и в этом не было ничего удивительного. В конце концов, он был одним из лучших исследователей в Норвегии, к тому же широко известным за границей. Молодые исследователи вроде меня обычно готовы на все, чтобы попасть на это место.
– Нет, я не могу, – ответила я кротко.
Исследователи в Университетской больнице Осло в основном были сосредоточены на аутоиммунном заболевании под названием «системная красная волчанка». Но моя мама не болела волчанкой. Я хотела – должна была – заниматься ревматоидным артритом.