Помещик 3 - Михаил Шерр

Мне не спалось. Анна, утомлённая ласками, как всегда, заснула у меня на груди. Но сон её был очень коротким. Она очень быстро проснулась и, почувствовав, что я не сплю, спросила:

— Саша, что-то случилось? Почему ты не спишь?

— Что ты, милая, ничего не случилось, просто думаю о нас с тобой. Разреши, я встану и зажгу лампу.

Я встал, подкрутил фитиль в лампе, чтобы увеличить её пламя и, соответственно, освещение.

— Скоро полгода, как умерли мои родители, и сразу же после святок мы обвенчаемся, — я серьёзно отнёсся к словам Анны и петициям заводчиков государю и решил, что бережёного Бог бережёт.

— Саша, может, не надо спешить и подождём до лета. Всё-таки полгода — это как-то…

— Полгода — это нормально, — мне и месяц нормально. Но не говорить же Анне на самом деле, что я попаданец.

Поэтому я привожу другие аргументы.

— Во-первых, это перестраховка от того варианта, про который ты говорила, я имею в виду петицию государю. Но это не самое главное. Я в мае еду на Кавказ, и там может произойти что угодно. Поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой до того и чтобы ждала ребёнка. Тогда я точно вернусь оттуда живым. Прости, что я так эгоистично всё оцениваю: только мне, мне и мне.

— Почему же эгоистично? — я чувствовал, что Анна готова заплакать, и начал злиться на себя, что затеял этот разговор. — На самом деле ты больше заботишься обо мне, по крайней мере, о моём материальном благополучии, если со мной что-то случится. И я, конечно, согласна. Но с тобой ничего не случится, и никаких петиций никто государю не подаст; ты прав, что все заткнутся, когда на нашей шахте будут большие прибыли. Просто я очень хочу от тебя иметь ребёнка, потом ещё и ещё. И уже с трудом терплю.

Я засмеялся. Терпит она, и каждую ночь как голодная тигрица набрасывается на меня, так что я иногда утром еле ноги таскаю.

— Нет, Анечка, ты не терпишь, как и я, собственно. Чтобы забеременеть, надо любовью заниматься реже, ну хотя бы раз в пять дней. Чтобы у меня сила мужская накопилась и я…

Анна довольно сильно ударила меня в грудь своим кулачком.

— Вот ты какой подлый, хочешь уже начать отлынивать и придумал себе оправдание.

Я действительно поверил, что она это говорит серьёзно, и начал оправдываться.

— Анечка, ну ты что, ты всё неправильно подумала.

Анна довольно рассмеялась:

— А поверил, значит, правда.

— Да ну тебя, — я действительно готов был обидеться, а не притворялся.

— Ладно тебе, — извиняющимся тоном заговорила Анна, — я же понимаю всё сама и говорила совершенно несерьёзно. Не вздумай обижаться на меня, глупенький ты мой, Сашенька.

Её руки обвили мне шею, а горячее тело жадно прильнуло ко мне.

— Целуй меня, целуй.

Глава 6

Мы с Анной, наверное, действительно одно целое, и она утром сама завела речь о разумности продажи своего имения

— Саша, у меня после нашего разговора вот какая мысль возникла, вернее, вопрос. А зачем нам нужно моё имение? Я его купила от тоски. Мне в Калуге выть хотелось. В доме всё напоминало об утрате. А в своём имении было легче, проще и привычнее. Я же родилась и выросла в собственном имении. В Смольный меня отдали, я рыдала два дня, когда зашла речь о нём. Поэтому я сразу же купила первое имение, попавшееся мне под руку.

Я не нашёлся, что сказать, и решил, что самое умное с моей стороны — будет поцеловать свою любимую.

— Ты, как всегда, когда тебе нечего сказать, целуешь меня, — Анна притворно надула губы.

Я, конечно, поверил ей и ещё раз поцеловал её, но на этот раз мой поцелуй длился намного подольше. Анна притворно оттолкнула меня, изобразив, что теряет сознание.

— Ты неисправим, у тебя всегда одно на уме.

— Хорошо, как скажешь, — пожал я плечами. — Больше так делать не буду.

— Вот стоило мне согласиться на твою аферу, дать согласие выйти за тебя, как ты сразу же стал проявлять холодность ко мне и отказываешься даже целовать меня.

Анна, как настоящая тигрица, бросилась на меня, и я на этот раз от её поцелуя сознание чуть не потерял. Оторвавшись от меня, она довольно сказала:

— Всё, вот теперь мы с тобой в расчёте.

Но не тут-то было. Я сгрёб её в свои объятия и сначала чуть не задушил очередными поцелуями, а потом последовало и всё в таких случаях остальное.

Погода обещала испортиться, а так как нам предстояли поездки на строительство шахты, а затем, возможно, и на будущую сельхозстанцию, Ксюша осталась дома.

На строительстве станции нас ждал маленький сюрприз. Константин Владимирович представил нам двух человек, тоже отставников Департамента горных и соляных дел: отставного поручика, бергмейстера Николая Ивановича Сидорова и его двоюродного брата, отставного унтер-шихтмейстера Петра Николаевича Сидорова.

Ровесники, тоже калужане, отслужившие, как и Константин Владимирович, по тридцать пять лет.

Братья, им по пятьдесят лет, они, как и инженер Соловьев, начали служить в 1805 году, но он в двадцать, окончив Горный кадетский корпус, а они в пятнадцать — учениками слесарей. И они прошли до своих должностей, последовательно поднимаясь по ступенькам служебной иерархии Департамента горных и соляных дел.

Николаю Ивановичу повезло немного больше, он стал офицером и получил право на личное дворянство, и он будет мастером, а его брат — сменным. Пока он один в трёх лицах.

Это замечательно: на второй день работы на шахте появилось два специалиста, которые практическое горное дело знают на отлично.

Работа на шахте в буквальном смысле кипит. Сегодня на шахте работает не семеро мужиков, считая старосту, а ещё плюс десяток от двенадцати до восемнадцати лет.

Разрешить им работать попросил староста и исключительно на плотницких работах, чтобы поскорее построить копёр.

Константин Владимирович честно признался, что разрешил это, скрипя сердцем, опасаясь моей негативной реакции.

Я, изрядно озадаченный, откровенно не знал, что сказать, и в этот момент увидел глаза одного двенадцатилетнего пацана и сложенные на груди в просительном жесте ладошки.

— Только никаких переработок и подзатыльников, и зарплату положить такую же, как взрослым, даже если норму часов не будут вырабатывать. До четырнадцати лет — шесть часов. И до шестнадцати — никаких подъёмов тяжестей.

На краю