Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Убери руки, — процедила я.
Да я лучше ещё раз плюхнусь мордой в сугроб, чем пойду с ним под ручку в машину! Я понимала, что он не желал втягиваться в склоку по переделу власти с Штейнбреннером и, как бы там ни было, всё-таки прикрыл мою задницу, но в этот момент я ненавидела его даже больше, чем остальных. Он что, полагал его вызвали чайку попить да за рюмочкой шнапса обсудить дела насущные? Сказано же было, что схватили партизанку. Он мог отправить меня в Ершово, но не захотел. Решил в очередной раз показать кто тут главный. Показал, блядь. Ненавижу!
— Эрин, тебе плохо? — Кох подхватил мою обмякшую тушку, встревоженно заглядывая в глаза. — Господи, да ты белая, как стенка.
— Не нужно тебе было на это смотреть, — Каспер протянул мне фляжку. — Ну-ка, малышка, глотни.
Я помотала головой. Резкий запах спиртного вызывал опасения, что я выверну обратно первый же глоток.
— Отведите её в машину, — Винтер пошёл догонять Штейнбреннера.
Я поискала глазами Фридхельма, но вспомнила, что до вечера он в карауле. Это хорошо, что он ничего не видел.
— Тебе лучше? — Кох не спешил выпускать меня, да и я чувствовала, что легче мне не становится. — Идти можешь?
Я кивнула и, опираясь на его руку, дотащилась до машины.
— Эрин, мне жаль, что тебе пришлось увидеть, — Кох замялся. — Это…
— Они просто ублюдки, — сплюнул Каспер. — Зачем было так издеваться, тем более над женщиной?
Винтера не было довольно долго, и мне казалось, я немного успокоилась. Точнее не так — навалилось оцепенение как после хорошей истерики. Я чувствовала опустошающую сокрушительную беспомощность. Как-то не очень у меня получается выживать в этом времени. Зла никому не делаю, но и добра тоже. Если и пыталась вмешаться хотя бы как то, всё заканчивалось чьей-нибудь смертью. Все мои жалкие попытки бессмысленны, реально я не помогла никому. Я выдала партизанам секретные данные немцев, и по итогу немцы всё равно разнесли их лагерь в лесу. Я вытащила из горы трупов мальчишку, и его на следующий день расстреляли. Я пыталась предупредить эту девушку, и она всё равно попалась. Героя из меня однозначно не выйдет. Всё, что я сейчас хотела — забиться в тихий угол подальше от этого ебанариума.
— Вот чём ты думала? — словно через вату до меня доносился голос Винтера. — Ты должна как можно меньше привлекать к себе внимания, это же отряд СС. Ты понимаешь, что это означает?
Тебе рассказать всё, что я знаю о СС? Такие как ты «исполнители приказов» даже не задумываются, кто и зачем их отдал. Есть фюрер, есть правительство, а на всё остальное можно закрыть глаза. В то время как вы воюете с химерой, созданной министром пропаганды, верхушка СС уже давно развязала себе руки. Гиммлер распорядился создать Освенцим и другие лагеря, Гейндрих по головам идёт к власти и одним махом подписал план об уничтожении одиннадцати миллионов евреев. Но вы же солдаты, ни во что не вмешиваетесь, выполняете приказы. Потом будете в шоке смотреть кадры, снятые в концлагерях, и лепетать, что ничего об этом не знали.
— И нечего на меня так смотреть! — всё никак не мог успокоиться Вилли. — Ты знаешь, я бы никогда не отдал такой приказ, но оспаривать решения старшего по званию я не имею права…
Ну да, Конрад значит смог, а ты не мог. Безвольный соплежуй с принципами ничего-не-вижу, ничего-не-слышу!
— Зачем ты всё это говоришь мне? Ты себе доказывай, что прав, если конечно сможешь. А память, знаешь ли, такая коварная штука…
— Замолчи! — мне даже показалось, что он снова меня ударит как тогда, ну конечно, правда не нравится никому. — Я больше не буду закрывать глаза на твои выходки. Нарушишь приказ — ответишь по всей строгости.
Похоже я настолько его достала, что он готов меня сдать кому-нибудь с рук на руки и забыть, как страшный сон. Здравый смысл подсказывал, что не стоит окончательно его подводить к этой мысли, наоборот нужно образно говоря поднять лапки вверх, но заставить себя извиниться я так и не смогла.
— Со мной больше не будет проблем, герр лейтенант. Я попрошу гауптмана перевести меня куда-нибудь в тыл, в штабе всегда нужны переводчики.
Вильгельм удивлённо приподнял бровь, пробежался взглядом по моему лицу и осторожно спросил: — И что, никаких условий?
Да что мы, террористы на переговорах, что ли? Я прекрасно понимала, что он и рад, что я свалю, и боится, что так просто не оставлю Фридхельма в покое.
— Нет, — я позволила себе зловещую ухмылку, едва не добавив «расслабься, я действительно покидаю этот проект».
Едва я зашла в хату, Нина бросилась ко мне:
— Скажи, что происходит? Мы сегодня видели, как Любу увезли солдаты. Что она сделала? — я молчала, не зная как ей сказать, что произошло, хотя конечно она узнает не сегодня, так завтра. — Ты ведь знаешь что-то, прошу, скажи…
— Её обвинили в укрытии красноармейца и связи с партизанами, — медленно ответила я, чувствуя, как девушка стиснула пальцы на моих руках.
— Она… жива? — у неё задрожали губы. — Они вытащили её к машине за волосы, даже толком не дали одеться…
Я покачала головой, надеясь, что она не будет выяснять детали. И хотя я формально была ни в чём не виновата, чувствовала себя преступницей за то, что стояла час назад рядом с её палачами.
Нина отшатнулась от меня. В её глазах была ненависть. Понятное дело, что не ко мне лично, но пока я ношу эту форму, я всегда буду по другую сторону для своих.
— Я ничем не смогла бы ей помочь, и она знала, что рискует жизнью, — как же противно оправдываться, ведь почти за те же слова я окрысилась на Винтера.
Я не знала как смогу завтра заявиться в штаб и продолжать изображать патриотку. Мне хотелось не попадаться никому из них на глаза ближайшую вечность. Неважно, что они по большому счёту не понимают, куда их втянули, и действуют по приказу. Неважно, что Вильгельм да и остальные в общем-то адекватные
