Царская дорога - Дмитрий Чайка
— Мне кажется, или мы с новым матрасом победили, матушка? — растерянно спросила Лаодика.
— Тебе не кажется, — хмуро ответила Гекуба. — И поэтому твою еду теперь будет пробовать не один раб, а целых три. Не знаю даже, надо ли нам сейчас радоваться. Сегодня ночью ты приобрела одного друга и тысячи врагов. Этот друг может легко забыть тебя, а вот враги уже не забудут никогда. Всегда будь начеку, дочь моя. Ты только что стала настоящей царицей и ступила на опасную тропу, с которой уже нельзя сойти.
Глава 6
Год 5 от основания храма. Месяц пятый, Гермаос, богу, покровителю скота и торговцев посвященный. Кипр.
Теперь я понимаю, почему все цари древности проводили время на пирах и охотах. Так они заполняли невероятную пустоту и скуку той жизни. Ведь здесь все происходит либо медленно, либо очень медленно, либо не происходит вообще. Торговая экспедиция может занять год, а то и два. А остальные живут от урожая до урожая, проводя значительную часть времени в каком-то анабиозе. И ведь не ломает их, как меня. Мне хронически не хватает потока информации, новостей, впечатлений. Я каждый день читаю сообщения, приходящие с гелиографа, кольцом башен окружившего остров, но в глубине души понимаю, что можно этого и не делать. Ну ни хрена интересного там не происходит. Живут и живут себе люди. Добывают мою медь, плавят ее в слитки в виде бычьей шкуры и привозят в закрома Энгоми. Но я все равно с упорством маньяка читаю сводки и погружаюсь в пошлины, собранные портами Энгоми, Пафоса и Китиона, и в объемы меди, выплавленной в горах Троодоса. Надо бросать это дело. Все равно, если считать по дням, то вся добыча острова измеряется талантами. Отнюдь не тоннами.
Навигация уже началась, а я все еще на Кипре. Что-то не припомню такого за все последние годы. Жена косится подозрительно, словно ожидая какого-то подвоха, но нет. Я еще не начал новую войну, не поплыл на далекие острова, где живут рогатые жабы, и даже не пошел испытывать новую бирему, потому что пока доволен старыми. Я исправно сижу в мегароне, разбирая дрязги островной знати, присутствую на заседаниях Ремесленной гильдии, Купеческой гильдии и даже Рыбацкой гильдии, которую пришлось организовать по многочисленным просьбам трудящихся. Добыча тунца стала для нас не менее важным занятием, чем сельское хозяйство, а ловля губок и раковин-иглянок тоже приносят немалые доходы. Новоявленная аристократия, которая уже вовсю носит пурпур, теперь узнала, как нужно вытирать задницу. Лучше губки для этой цели ведь еще ничего не придумали. Римляне соврать не дадут, а уж они-то в туалетном деле толк знали.
Скоро я прогуляюсь на восток с полутысячей конницы, но пока ее готовят в поход в свежезахваченном Алалахе. И даже с этим трибуны преспокойно справляются без меня. Десять конных турм, куда только что влилось пополнение из Фракии и Вилусы, нещадно гоняют в заросшей густыми травами долине Оронта. Низовья самой полноводной реки Леванта, где в мое время стояла Антиохия, — это единственное место, где я могу пасти поголовье своих коней. На прокаленном солнцем Кипре лошадкам сейчас попросту нечего жрать.
Со скуки я решил снова пойти потолкаться на рынке и в порту. Накладная борода у меня есть, подвязал и готово. Стража незаметно окружает меня в дороге, изображая зевак. Им тоже бороды подвязывать приходится. Воинов у нас не спутать ни с кем даже спьяну и в темноте.
— Дочь, — я остановил качели, которые только что раскачал до опасного скрипа, — пойдешь со мной на рынок? Только ты молчать должна, а то меня узнают. А я не хочу, чтобы меня узнали.
— Пойду! — хохочущая Клеопатра вцепилась в мою шею. — А ты мне пирожок с рыбой купишь?
— Куплю, — кивнул я.
Грустно. Ил никогда со мной на рынок не ходил. Ему это просто неинтересно. Он любит играть в царя, и натренировался до того, что способен часами сидеть в кресле, сохраняя полнейшую неподвижность. Простого ребячьего любопытства — абсолютный ноль, и я даже не представляю, что с этим можно сделать. Вот, отправил его в лагерь легиона и приставил к нему двух дядек из увечных воинов. Оттуда доносятся его возмущенные вопли, но я их старательно игнорирую.
— Пошли переодеваться, — заговорщицким тоном сказал я Клеопатре, и ее мордашка осветилась счастливой улыбкой. У нее есть выходной штопаный хитон и старательно измочаленная веревочка-пояс. А сандалии такой малышне и вовсе не полагаются, отчего восторг ребенка не знает границ. Дома ей почему-то босиком бегать не позволялось, а вот на рынке — сколько угодно.
Мы выскользнули из ворот акрополя, незамеченные почти никем. Стража старательно отвернулась, изо всех сил делая вид, что меня не узнала, и я побрел по улице южного квартала, став похожим то ли на заблудившего купца средней руки, то ли на приказчика из богатого дома. Здесь народу немного, но чем дальше уходишь от жилищ знати, тем больше людей на улицах, а у храма Великой Матери, где на мраморной тумбе орет свои объявления глашатай, народ толпится всегда.
— Пойдем в храм, — потянула меня за руку Клеопатра, которая с восторгом шлепала босыми ножками по каменным плитам мостовой. — Там тетя Кассандра. Она меня булочкой угостит. Я есть хочу!
— Дочь! — укоризненно посмотрел я на нее. — Мы же договаривались. Пирожок с рыбой. И ты молчишь.
— Ладно, — с самым серьезным выражением лица сказала она. — Я потерплю.
Порт, как и всегда, полон кораблей, людей, звуков и запахов. Сидонцы и тирцы, тамкары из Угарита и диковатые пеласги из-под Газы, которые тоже начали понемногу переходить от грабежа к торговле. У них там превосходное вино, сладкое и крепкое. Воды в этой несчастной земле очень мало, зато солнца просто завались. Виноград вызревает на загляденье. Да, точно, потащили амфоры. Первые урожаи пошли, не иначе. Вино из Газы и моллюски — это нечто. Жители римского Карфагена, которые по пьяни позволили взять свой город вандалам, соврать не дадут. Весь культурный слой того периода — это угли от
