Я – Товарищ Сталин 4 - Андрей Цуцаев
Кэндзи, стряхнув влагу с плеч, подошёл, натянув лёгкую улыбку, чтобы скрыть напряжение.
— Масато-сан, ты уже в разгаре? — сказал он, опускаясь на подушку, напротив. — В такую ночь сакэ, похоже, единственное, что спасает от холода.
Масато, подняв мутный взгляд, широко улыбнулся, пролив ещё немного сакэ.
— Кэндзи-сан! Ты как призрак, появляешься из ниоткуда! — воскликнул он хрипло, но добродушно. — Садись, пей! Этот сакэ — как огонь, согреет твои кости!
Кэндзи взял чашку, пододвинутую Масато, и сделал глоток. Напиток обжёг горло, но он сохранил невозмутимость, внимательно наблюдая за клерком, выискивая признаки слабости.
— Масато-сан, ты выглядишь, будто весь день таскаешь ящики для Тодзио, сказал Кэндзи, ставя чашку на стол, его голос был мягким, с лёгкой насмешкой. — Что-то стряслось? Или сакэ так развязал тебе язык?
Масато хмыкнул, неловко наливая себе ещё сакэ, едва не опрокинув чашку. — Тодзио? Ха! Этот волк орёт так, что стены штаба дрожат! Он хлопнул по столу, пролив несколько капель. — Араки мечтает о Владивостоке, Тодзио рвётся в Пекин, а Хирота бормочет о мире, как будто он монах в Сэнсо-дзи. А я? Пишу их планы, таскаю бумажки и пью, чтобы забыть, в какую пропасть они тащат Японию!
Кэндзи, наливая себе сакэ, подался чуть ближе, его голос стал заговорщическим, но дружелюбным.
— Куда тащат, Масато-сан? Ты же в самом сердце штаба, знаешь всё. Он сделал паузу, словно в шутку. — Неужели всё так мрачно? Я думал, генералы ведут нас к величию.
Масато фыркнул, откинувшись назад, его очки едва держались на носу.
— Величию? Они только и умеют кричать «Банзай!» да требовать больше танков! Он понизил голос, оглядевшись, словно опасаясь чужих ушей. — Слушай, Кэндзи, не все в штабе такие, как Тодзио. Есть те, кто против этой… гонки к войне. Понимаешь? Не все хотят лезть в омут.
Кэндзи, сделав глоток, прищурился, сердце забилось быстрее, но голос остался спокойным.
— Против? Серьёзно, Масато-сан? Он улыбнулся, притворяясь удивлённым. — Кто же осмеливается спорить с Тодзио? Неужели в штабе есть бунтари?
Масато хихикнул, наклонившись ближе, его дыхание пахло сакэ, а глаза блестели от хмеля.
— Бунтари? Ну не совсем! Он понизил голос до шёпота. — Есть пара генералов… не буду называть имена, я не самоубийца. Но один недавно сказал: «Мы идём в пропасть, а Тодзио думает, это дорога к славе». Они боятся, Кэндзи. Боятся, что если полезем в Китай или к русским, то получим не просто по зубам, а просто перечеркнем будущее Японии!
Кэндзи, наливая Масато сакэ, кивнул.
— По зубам? Это сильно сказано. Он притворился удивлённым, но глаза внимательно ловили каждое слово. — Но армия же сильна. Разве не мы задаём тон в Азии?
Масато, осушив чашку одним глотком, покачал головой, его голос стал тише. — Сильна⁈ Может, и так, но не так, как пишут в твоей «Асахи Симбун». Он ткнул пальцем в смятую газету на столе. — Ты же знаешь, как это делается, Кэндзи. Пропаганда! А в штабе… есть те, кто считает, что мы не готовы. Русские — это не китайцы. Их Т-26 и И-15 уже в Испании бьют немцев. Если полезем в Монголию или Владивосток, один генерал сказал, Сталин раздавит нас, как жука. Другой боится, что Америка вмешается, если тронем Китай. Они спорят, Кэндзи, а мы, клерки, пишем их планы и пьём, чтобы не сойти с ума.
Кэндзи, чувствуя, как кровь стучит в висках, кивнул.
— Это любопытно, Масато-сан. Очень любопытно. Он сделал паузу, словно задумавшись. — А кто эти генералы? Неужели сам Араки сомневается? Или кто-то помельче?
Масато отмахнулся, едва не опрокинув бутылку.
— Араки? Нет, этот как тигр, готов рвать всех подряд! Он рассмеялся, но смех перешёл в кашель. — Это другие, Кэндзи. Люди, которые видели войну не только на картах. Один, скажем, с севера, говорил, что Маньчжурия уже высосала нас досуха. Другой, из старой школы, считает, что императору нужна торговля, а не война. Но их не слушают. Тодзио и его свора орут громче всех.
Кэндзи, наливая сакэ, сказал.
— А Хирота? Ты же видишь его бумаги. Он за мир, да?
Масато, допив чашку, посмотрел на Кэндзи, его глаза были мутными, но тревожными.
— Хирота⁈ Он как лиса, Кэндзи. Хочет мира, но на своих условиях. — Он наклонился ближе. — Я видел его письма. Пишет в Берлин, Лондон, даже в Москву. Пытается уговорить всех, чтобы войны не было. Но генералы смеются, называют его слабаком. А я? Пишу, что велят, и пью, чтобы забыть.
Кэндзи похлопал Масато по плечу, разряжая напряжение.
— Масато-сан, ты прямо поэт, когда выпьешь. — Он рассмеялся. — Может, тебе писать статьи вместо меня? Про генералов, про Хироту… читатели бы ахнули!
Масато, хихикнув, покачал головой, его очки окончательно сползли.
— Статьи? Кэндзи, если я напишу правду, Кэмпэйтай будет здесь через час! — Он поднял чашку. — За Японию, Кэндзи! Но не за тех, кто тащит её в пропасть!
Кэндзи, подняв чашку, кивнул.
— За Японию, Масато-сан.
Он сделал глоток.
— Но если не все генералы хотят войны, кто решает? Тодзио? Император? Или кто-то ещё?
Масато, допив сакэ, откинулся назад, его лицо стало серьёзнее.
— Решает? Никто, Кэндзи. Это как буря — началась, и никто не знает, как её остановить. — Он вздохнул.
— Тодзио орёт громче всех, но есть те, кто шепчет за его спиной. Я видел бумаги… планы на Монголию, Владивосток, Пекин. Но есть и письма о мире, о торговле, о том, чтобы не злить русских и американцев. Один генерал написал Хироте: «Война — это конец Японии». Но такие голоса в меньшинстве.
Кэндзи, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, налил ещё сакэ.
— Письма о мире? Интересно. — Он сделал паузу. — А что за планы? Монголия, Владивосток… есть даты, имена?
Масато нахмурился, его взгляд стал подозрительным.
— Кэндзи, ты слишком любопытен. Он покачал головой, но, допив чашку, расслабился.
— Ладно, скажу. Планы на Монголию — лето
