Я – Товарищ Сталин 4 - Андрей Цуцаев
Сергей сидел за столом. Его коренастая фигура в сером кителе излучала напряжение. Тёмные глаза с жёлтым отблеском внимательно изучали телеграмму из Испании, где советские И-15 столкнулись с немецкими Bf 109. Пальцы постукивали по столу, рядом лежала трубка, дым от которой тонкой струйкой оседал на бумагах. Напротив, у двери, стоял Глеб Бокий, начальник ОГПУ, худощавый, с сединой на висках. В руках он держал потёртую кожаную папку, набитую бумагами.
Бокий шагнул к столу.
— Товарищ Сталин, срочное дело. Задержан полковник ОГПУ Николай Серов, начальник сектора в Ленинграде. Три месяца слежки за ним не прошли даром. Вчера провели обыск у него дома. Нашли… — он открыл папку, пальцы слегка дрожали, — шесть тысяч долларов США, четыре тысячи немецких марок, английские фунты, швейцарские часы, радиоприёмник Philips, два ящика французского вина и итальянские костюмы. Всё — контрабанда, доставленная через Балтику. Серов на допросах молчит, но мы подозреваем связь с иностранной разведкой, возможно, немецкой или британской.
Сергей отложил телеграмму. Его взгляд, холодный и острый, впился в Бокия:
— Полковник ОГПУ с валютой и контрабандой? Глеб Иванович, это не просто предательство — это брешь в нашей системе. Кто следил за ним? Что нашли? Докладывайте всё.
Бокий, листая папку, ответил, скрывая тревогу за ровным голосом:
— Подозрения возникли в декабре. Серов встречался в ленинградском кабаке «Красный якорь» с моряком из Гамбурга, Гансом Шульцем, но наши агенты связывают его с Абвером. Серов регулярно получал от него небольшие пакеты. Слежка зафиксировала поездки в Москву, встречи в «Метрополе» с людьми, скрывавшими лица. Трижды он передавал письма ночью в парке Горького. Обыск 23 марта выявил валюту в тайнике под половицами, часы и вино в шкафу, радиоприёмник в подвале, настроенный на неизвестные частоты — вероятно, для шифровок. Нашли записную книжку с псевдонимами: «Кречет», «Сокол», «Тень». Мы проверяем их.
Сергей затянулся трубкой, выпустив облако дыма. Его прищуренные глаза изучали Бокия, голос, спокойный, но угрожающий, звучал твёрдо:
— Шифровки? Немцы? Это серьёзно. Если Серов работает на Абвер, он мог передать планы по Испании, Китаю, Абиссинии. Что он говорит на допросах?
Бокий держался, но глаза выдавали тревогу:
— Молчит, товарищ Сталин. Утверждает, что валюта — это старые сбережения еще с дореволюционных времен, а вещи — подарки от друзей в порту. Но записи в книжке… Даты совпадают с поездками, суммы — с пакетами от Шульца. Его подчиненный, лейтенант Ковалёв, тоже под подозрением: знал о встречах, но не доложил. Обоих допрашиваем. Серов держится нагло, но неубедительно.
Сергей встал, его тяжёлые шаги отдавались эхом по паркету. Голос, резкий, был полон сарказма:
— Сбережения? Подарки? Он думает, это рынок, а не ОГПУ? Глеб Иванович, кто допустил, чтобы полковник торговал с иностранцами, как спекулянт? Вы?
Бокий опустил взгляд, его голос стал тише:
— Моя ошибка, товарищ Сталин. Серов старый сотрудник, начинал с 1919 года, воевал с белыми, получил орден за Ростов. Я доверял ему. Но мы уже усилили слежку за его отделом. Если там целая сеть, мы её найдём.
Сергей подошёл к окну, отодвинул тяжёлую штору и посмотрел на тёмную Москву, где фонари мигали в тумане. Он вспомнил историю своего времени: шпионы, интриги, чистки 1937 года. Теперь он — Сталин, и каждая ошибка могла стоить миллионов жизней. Он думал: 'Серов не один. Если немцы или британцы завербовали полковника ОГПУ, значит, есть целая сеть.
Бокий, стоя у стола, думал: «Если даже Серов оказался шпионом, то я провалился. ОГПУ — моя ответственность, а я не заметил змею в своих рядах». Он вспомнил Серова в 1923 году, тогда ещё молодого, чьи горящие глаза казались честными. Теперь сомнения терзали его: «Как я мог не увидеть?»
Сергей повернулся к Бокию.
— Глеб Иванович, я жду полный отчёт. Кто следил за Серовым? Какие имена в записях? Кто такой Шульц? Что он передал иностранцам? Если он сдал наши планы, это измена. А измена — это расстрел.
Бокий открыл папку, его голос скрывал тревогу:
— Слежку вели майор Иванов и лейтенант Смирнов. Зафиксировали четыре встречи с Шульцем в порту, три в Москве, одну в парке Горького. Псевдонимы в записях: «Кречет», «Сокол», «Тень», «Волк». Шульц — немец, якобы торговец, но связан с Абвером, возможно, офицер. Радиоприёмник Серова настроен на балтийские частоты немцев. Найдены письма с упоминанием «Мадрида» и «Шанхая» — вероятно, о поставках. Серов и Ковалёв молчат, но мы усиливаем давление.
Сергей ударил кулаком по столу.
— Усиливайте сильнее! Если он шпион, он сдал уже всех! Глеб Иванович, три дня. Найдите сеть, вытрясите имена, коды, планы. Работайте, или я найду тех, кто справится.
Бокий кивнул, его голос был полон решимости, но глаза выдавали страх:
— Понял, товарищ Сталин. Мы сломаем его. Люди уже в Ленинграде, проверяем связи, семью, друзей.
Сергей, затянувшись трубкой, ответил холодно:
— У вас вся ОГПУ. Времени нет — война уже близко. Идите, работайте.
Бокий собрал папку и вышел, его шаги эхом отдавались в коридоре.
Сергей открыл папку Бокия, изучая списки встреч, даты, псевдонимы.
Он думал: «Три дня. Бокий найдёт всю шпионскую сеть, или я заменю его». Карандаш в его руке очертил круг вокруг Ленинграда. Война была близко. За окном Москва молчала и погружалась в сон, но в кабинете ночь обещала быть долгой.
Глава 9
Лондон. 26 марта 1936 года
Лондон утопал в холодном тумане, который стелился по Темзе, цепляясь за чугунные перила мостов и серые каменные фасады. Уайтхолл, центр британской власти, выглядел мрачно: фонари вдоль улиц отбрасывали тусклый свет, отражавшийся в лужах, оставленных утренним дождём. Здания, массивные, с чёрными от копоти стенами, казались стражами, охраняющими тайны империи. В одном из залов Министерства иностранных дел, за тяжёлыми дубовыми дверями, пахнущими воском и старым деревом, собрались люди, от которых зависела судьба Британии. Зал был просторным, с высокими потолками, где лепнина, потемневшая от времени, напоминала о былом величии. Бронзовые люстры, висевшие над длинным столом из красного дерева, давали мягкий, но слабый свет, падавший на зелёное сукно,
