Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев

— Значит, Бекетов лжёт?

— Безусловно! Я настаиваю! Почему, господин капитан, вы меня снова об этом спрашиваете? Уже два месяца спрашиваете, а дело-то стоит! Ущерб наносите торговле!

Зыков улыбнулся:

— Думаете, Григорий Александрович, я из чистого любопытства Вас спрашиваю об этом уже два месяца? Доказательств нет и не будет, говорите… Ладно, посмотрите вот на это. — капитан протянул Авессаломову бумаги, — Вот показания отставного капрала Стукина. Он сообщает, что поджёг склад купца Иванова за деньги, полученные от Вашего приказчика Тетевосова. Что скажете?

— Ложь! Тетевосов прекрасный человек! Он никогда бы… — купец отреагировал как-то замедленно и изумился неподдельно.

— Кстати, Вам, наверное, интересно, как же Стукин даёт показания?

— Нет! — торговец скорчил презрительную мину.

— Интересно-интересно, не таитесь уж! А вот, посмотрите, допрос некого горожанина Иосифа Голованя. Его слова о том, что господин Тетевосов заплатил ему пятьдесят рублей за убийство Стукина. Однако тот увернулся и в результате Головань только порезал ему лицо, но, боясь не получить денег, соврал Тетевосову, что Стукина он убил. Забавно, да?

— При чём тут я? — возмутился Авессаломов, — Значит, Тетевосов затеял предать моё доверие! Идите к этому нечестному человеку! Ах, позор мне, что такую змею пригрел на груди! Позор!

— Не лицедействуйте, Григорий Александрович, Вам не идёт! Думаете, что Тетевосов никогда против Вас ничего не скажет, всё на себя возьмёт, ибо всем Вам обязан? Ха-ха… — Зыков коротко и жёстко рассмеялся, — Конечно, Вы же его из грязи вытащили…А нет! Знали ли Вы, что Ваш приказчик и помимо Ваших заказов делишки свои обделывал? То здесь что украдёт, то там кого ограбит. Много на нём крови! А когда предлагают решить, что для тебя лучше: навсегда в серебряные шахты отправиться, или всего-то на восемь лет, то здесь уже в голове что-то переворачивается!

Авессаломов резко побледнел. А Зыков продолжал:

— Вот, посмотрите, господин честный купец, показания Тетевосова, Ваша расходная книжечка из тайничка Вашего. Вы же в него сегодня не заглядывали, да? Приказчик Ваш много чего приметил…

Купец стал похож на свежего покойника, он механически брал протягиваемые ему капитаном документы, смотрел на них с явным ужасом и клал на стол.

— А вот, гляньте-ка, Григорий Александрович, вот документ от Бакинского хана. Мелик Мухаммад-хан[36] пишет, как Вы обманом заставили его обидеть Самойлова. Много чего он здесь написал, а на деле: Вы же ему десятую часть дохода от обмана своего же русского купца обещали, да ещё и стали единственным посредником в торговле ханства с Россией, за ту же десятину, а?

— Как? — хрипел купец.

— Как удалось получить такое письмо от хана? Да просто — мы ему показали, что Вы его обманывали, причём на огромные суммы. Зачем ему такой сотоварищ? А если есть партнёр лучше? Ха-ха. — Опять коротко рассмеялся Зыков.

— Что Вы…

— Это ещё не всё. Вот показания пяти золотых поясов Астрахани, что Вы их подбивали и даже принуждали, всячески мешать государевым торговым обществам, а когда затея эта шла всё хуже и хуже, оболгать Бекетова. Что скажете, все армянские купцы города за Вас горой встанут?

Омерзительно было смотреть, как лощёный, блестящий как стеклянный стакан купец превращался в грязь, как менялось его выражение лица и повадки, сползала улыбка и высокомерие, опускались плечи, сгибалась колесом спина, он даже, кажется, резко постарел.

— Что со мной будет? — хрипло прошептал Авессаломов.

— Имперский кабинет решит. Я же буду просить для Вас вечную каторгу.

Трое главных обвиняемых были отвезены в Петербург на суд в кандалах, а вот верхушка армянского купечества проследовала в столицу без них. Что уж они думали по дороге? Скорее всего, что за Авессаломова всех армян как минимум лишат торговли, а то и отправят в Сибирь.

Но так не было. Я просто самолично принял их и провёл воспитательную беседу, объяснив, что торговля есть торговля, ловкость для неё требуется, возражений нет, но вот наносить ущерб России не позволю. Кто только о таком подумает, тот головой ответит! Против их обогащения я ничего не имею, но меру надо знать! А вот и новый человек, который им поможет понять, где им и прибыль получить и как закон не нарушить — глава новообразованного Гостиного приказа — Степан Горшенников.

Степан был просто невероятным человеком — ростом за два метра, лицо зверообразное, кулаки как кузнечные молоты. Но зато знал он восемнадцать языков, приказчиком объехал полмира, и умён был, и хитёр. Его назвали в моей канцелярии самой подходящей для такой должности фигурой, и в ней он прослужил четыре года, показав себя отличным знатоком организации торговли.

Горшенников являлся одним из составителей важнейшего для нас договора, заключение которого было триумфом Обрескова — торгового трактата с Персией. Мохаммад Карим-хан Зенд[37] нуждался в оружии для продолжения войны с турками[38], а его друзья-англичане сейчас не могли ему ничем помочь — слишком уж они завязли в войне с непокорными тринадцатью колониями в Северной Америке[39]. Так что мы его практически принудили подписать выгодное нам торговое соглашение, да ещё и внести в него обязательства правительства Зендов содействовать переселению проживающих в Персии христиан в Россию.

Это было ещё одна из важнейших причин Астраханской расправы, как её стали называть в купеческой среде. Вот смешно-то, троих золотых поясов на каторгу отправили, причём двух всего-то на два года, а уже расправа — кажется, нравы смягчаются. Но я хотел, чтобы возможностями резкого увеличения торговли с Персией, а через неё и с индийскими княжествами воспользовалось наше государство в целом. И разрешать, чтобы все сливки сняли несколько купчишек, да ещё и вывели заработки за границу, я точно не собирался. Сколько я такого навидался в будущем — здесь этого не допущу.

Степан после представления, произнёс краткую речь, в которой почти повторил мои мысли. Его слова купцы восприняли с испугом: многие с ним знакомы были и искренне боялись — большой человек, сильный, почти всё про них знает, может разозлиться да прибить нечаянно! Подходящий кандидат для такого поста, будет наших торговцев в строгости держать, а то вон как увлекаются.

А затем, просил меня Горшенников простить Авессаломова — мол, очень хитёр да ловок купчишка, пригодиться же, да и новому приказу и приказному главе такое благодеяние значение в обществе повысит. Но я ему отказал. Не готов я простить такого мерзавца, убийцу, поджигателя, лжеца,