Царская дорога - Дмитрий Чайка

— Я готов сослужить службу возлюбленному сыну Ашшура, его наместнику на земле, повелителю четырех стран света, — твердо ответил Кулли. — Но только такую, которая не придет в противоречие с интересами моего господина.

— Это достойный ответ, — в голосе хранителя печати послышалась неприкрытая насмешка. — Ты напишешь письмо в Энгоми и попросишь пригнать сюда еще верблюдов. Не нужно везти сюда вино и бабские побрякушки. Мы не станем их брать, если не будет того, что нам действительно нужно. Нам нужны те животные, что привезли сюда твой груз. Много таких животных. Этих мы у тебя покупаем.

— Но… они не продаются, о великий, — промямлил Кулли. — Мой государь придет в ярость.

— Все продается, если цена подходящая, — насмешливо произнес вельможа, а потом добавил. — А ярости твоего царя мы не боимся. Он живет на далеком острове. Он не поведет армию через пустоши из-за одного каравана. Тем более что мы готовы дать за него справедливую цену. Мы очень хорошо заплатим за этих животных.

— Я не могу на это пойти, господин, — твердо сказал Кулли, в голове которого появилась одна робкая, но многообещающая мысль. — Я должен пойти отсюда прямо в Сузы. Эти верблюды должны отправиться в Элам, к царю Шутрук-Наххунте.

— Ты хочешь отказать самому воплощению Ашшура? — нехорошо прищурился носитель печати. — Великому царю нужны эти верблюды, купец. Нужны даже больше, чем медь и железо. Эти звери везут столько груза, что и десять ослов не поднимут. И ты нам их продашь.

— Я не могу, господин, это собственность дворца, — снова отказал ему Кулли. — Я везу этих животных в дар владыке Элама. И я их не продам даже за все сокровища мира.

И купец дерзко посмотрел ассирийцу в глаза. И конечно же, он услышал ровно то, что и должен был услышать в такой ситуации. У него даже сомнений не было в том, что сейчас произойдет.

— Вывести, дать двадцать палок за непочтительность и вернуть сюда. Не калечить.

Двое слуг сноровисто схватили купца, вытащили во двор и сорвали одежду. Кулли скорее слышал свист палки, чем чувствовал удары. Багровые полосы вспыхивали огнем одна за другой, погружая его в непрерывную пучину боли. Но в этот момент вовсе не боль, и даже не унижение, которому подвергли слугу царя, беспокоило его. Совсем не это было сейчас главным. Кулли тоскливо размышлял.

— Царя моего они не боятся, царя Элама не боятся. Укрылись в своих горах, козопасы проклятые. Но ведь попробовать-то стоило… Плохо дело. Если я поставлю свою печать на договор, то ассирийцы станут законными владельцами верблюдов. Через пару лет животные дадут приплод. Здешняя торговля сразу воспрянет, а наша, напротив, понесет убытки. Не так-то и много у нас этих зверей. А на войне верблюдам и вовсе нет цены. Э-эх! Если я не верну их, то государь погонит меня прочь как последнее ничтожество, а мое имущество отберет. Но вот если я печать не поставлю, то ассирийцы посадят меня на кол, а товар конфискуют. Они обвинят меня в оскорблении царя и будут в своем праве. Поди докажи, что я его не оскорблял. Они десяток свидетелей приведут. А государь мой войной из-за этого не пойдет, уж очень он далеко.

— Ну что, ты подумал? — услышал он насмешливый голос, который доносился до него сквозь багровую пелену боли. Кулли сделал осторожной вдох и скривился, когда бок пронзила острая вспышка. Ребро сломали, сволочи.

— Да, господин, — покорно сказал он.

— Твое решение? — вопрос господина ша пан экалли хлестнул его посильнее палки палача.

— Я продам верблюдов великому царю, — облизнул он губу, из которой сочилась кровь. Он даже не заметил, как прокусил ее.

— Назови цену! — усмехнулся носитель печати.

— Половина сикля в твердой монете великого царя, повелителя четырех стран света, — поклонился Кулли.

— Половина сикля за верблюда? — изумился вельможа. — Но это же очень дешево!

— Великий господин не понял, — покачал головой купец. — Это цена за всех. Сорок голов за полсикля серебра. И другой цены не будет. Господин может меня казнить.

— Что ты затеял, купец? — подозрительно прищурился вельможа.

— Спасаю свою жизнь, — пожал плечами Кулли и снова поднял на него дерзкий взгляд. — Если я продам вам верблюдов за честную цену, меня казнят как изменника, а если вы заплатите за них одну драхму, да еще и при свидетелях, то я всего лишь возмещу дворцу их цену. Так ведь любой дурак поймет, что меня вынудили это сделать. Другого решения не будет, о великий. Можете согласиться и получить верблюдов по закону, а можете казнить меня и лишиться торговли вообще. Ни один купец не поедет туда, где могут отнять его имущество и жизнь. И тогда уже ваши тамкары станут законной добычей любого владыки.

— Да будет так, — усмехнулся носитель царской печати. — Если будет над тобой милость богов, ты еще вернешь свои убытки, купец. И ты получишь награду от самого воплощения Ашшура.

— Я не приму ее, господин, — покачал головой Кулли. — Вот это точно будет изменой. Я готов потерять все свое имущество, но не жизнь.

— Да, действительно, — наморщил лоб вельможа. — Ты не так глуп, как кажешься. Милость великого царя не имеет границ, купец, а его честность безупречна, как и он сам. Ты возьмешь за свой товар груз шерсти, и ты получишь за нее лучшую цену. Корабли наших тамкаров доставят ее в Вавилон и не возьмут за это ничего. Никто не обвинит нас в недобросовестном ведении дел. Мы предлагали тебе достойную цену, но ты принял это решение сам. Воистину, наша совесть чиста.

Вечер на постоялом дворе прошел как никогда мрачно. Кулли пил вино и сидел, обхватив голову руками. Перед ним лежала драхма, полученная в оплату за целое стадо верблюдов. А ведь поначалу за каждого из них платили по пять мин! По пять! Три с половиной таланта серебра против одной драхмы. Рядом сидел купец Герон, его новый знакомец, который слушал и сочувственно качал головой.

— Да, большие деньги ты потерял, почтенный! Огромные просто.

— Да ничего я не потерял, — раздраженно отмахнулся от него Кулли. — Верблюдов я верну. Не сейчас, так потом.