Ленька-активист - Виктор Коллингвуд

— Куда ты, сынок? — раздался мамин голос.

— Оставь, Наталья, — сипло спросонья пробасил отец. — Он уж взрослый, мы ему не указ! Пусть что хочет, то и вытворяет.

Торопливо выскочив на улицу, на ходу запахивая полушубок, я бросился в сторону ревкома. Откуда донесся взрыв? Вероятно, откуда-то с окраины города, со стороны железнодорожной станции. Выстрелы постепенно смолкали, но спокойнее от этого не стало.

Город уже давно жил в осаде банд. То и дело случались нападения на поезда, однако в самом Каменском бандиты пока еще показываться не решались. Но, похоже, сегодня они окончательно охамели…

На углу Банного Спуска и улицы Интернационала я наткнулся на Коську.

— Что там, Лень? — выкрикнул он, ежась от пронизывающего ночного холода. Голос его дрожал то ли от холода, то ли от волнения.

— Не знаю, — ответил я так же шепотом, прислушиваясь к далеким, уже затихающим звукам выстрелов. — Но похоже, на станции что-то серьезное случилось.

— Да не, не на станции. Подалее.

— Что там может взорваться далее?

— Мабуть, «зеленые» пути взорвали. Пойдем, посмотрим!

Мы бросились в сторону станции. Тусклые фонари на станции, мерцавшие на ветру, как пьяные, светились сквозь туман, выхватывая из темноты небольшие, дрожащие пятачки заснеженной земли.

Когда мы, запыхавшиеся и промокшие, добрались до станции, там уже царила страшная, невообразимая суматоха. Люди из ревкома, в бекешах и валенках, с маузерами на боку, чекисты, с ног до головы в коже, с маузерами и кольтами, милиционеры в разномастной униформе, какие-то активисты с красными повязками на рукавах — все суетились, бегали, кричали. Чувствовалось, что произошло что-то очень серьезное, из ряда вон выходящее.

— Что случилось, товарищи? Что произошло? — спрашивал я, пытаясь хоть что-то узнать в этой неразберихе, но меня никто не слушал, все были слишком заняты.

— Бандиты! На поезд напали! На специальный! — витиевато выругавшись, наконец крикнул мне какой-то станционный рабочий. — Контра недобитая!

Постепенно, из обрывков разговоров, из ругани и криков, картина произошедшего начала проясняться. В двух верстах от города, на небольшом, глухом перегоне произошло дерзкое, хорошо спланированное нападение на специальный поезд — тот самый, что вез в Москву конфискованные по всему Юго-Западу Украины церковные и буржуйские ценности. Бандиты, которых, по словам немногих уцелевших охранников, было не меньше двух десятков, прекрасно вооруженных и, видимо, хорошо знавших местность, действовали быстро, решительно и жестоко. Они заложили под рельсы перед поездом мощный заряд пироксилина. Прогремел оглушительный взрыв, и паровоз вместе с несколькими передними вагонами сошел с рельсов. Когда охрана и члены комиссии, сопровождавшие ценный груз, выскочили из вагонов, пытаясь разобраться, что произошло, из темноты, из придорожных кустов, по ним ударили из пулеметов и винтовок. Завязался короткий, но ожесточенный бой. Увы, силы были слишком неравны — у нападавших даже был пулемет. Бандитам удалось перебить почти всю охрану, взломать опломбированные вагоны и похитить большую часть бесценного груза. И какой это был груз! Слухи, доносившиеся обрывками из возбужденных, гневных разговоров чекистов и ревкомовцев, поражали воображение, заставляли не верить своим ушам. Ущерб, нанесенный Советской Республике, был огромен, неисчислим.

— Девятьсот пудов серебра! Двенадцать пудов чистого золота! Понимаешь, двенадцать пудов! — громко, с надрывом, почти с отчаянием говорил какой-то чекист в новенькой кожаной куртке, с наганом на боку, размахивая руками и обращаясь не то к своим товарищам, не то просто в пустоту. — Это же целое состояние! Это же можно было купить хлеба на всю Украину, на всю зиму! В спину ударили, гады!

От таких цифр у меня голова пошла кругом. Девятьсот пудов серебра и двенадцать пудов золота — это просто невероятный, колоссальный, почти фантастический груз! Несколько тонн драгоценного металла! Как такое вообще можно было утащить, да еще и по такой погоде, по бездорожью?

— Ушли, гады, — прошипел другой чекист, помоложе, с небритым, землистого цвета лицом и злыми, воспаленными глазами, обращаясь к своим товарищам. — Как сквозь землю провалились, черти. Но с таким грузом, с такой тяжестью, далеко не уйдешь! Это тебе не мешок с мукой унести. Километров десять, от силы пятнадцать, смогут утащить по такой погоде, не больше. Значит, где-то здесь, неподалеку, и спрятали! В каком-нибудь овраге, в лесу, в заброшенной шахте… Весь город, всю округу перевернем, а найдем! Из-под земли достанем!

Среди суетившихся на станции людей, в этом хаосе света и тени, криков и выстрелов, я вдруг увидел знакомое лицо. Петр Остапенко. Он стоял немного поодаль, у стены какого-то пакгауза, окруженный несколькими молодыми парнями, одетыми кто во что горазд.

— Петр! Товарищ Остапенко! — крикнул я, с трудом пробираясь к нему через толпу возбужденных, галдящих людей.

Он обернулся, и его лицо, обычно такое открытое и веселое, сейчас было хмурым и озабоченным.

— А, Леонид! И ты здесь? Вот оно что… Видел, что натворили, гады?

— Что произошло, Петр? Расскажи толком! — попросил я, чувствуя, как у меня от волнения перехватывает дыхание.

— Напали на поезд с церковными ценностями. Это те самые бандиты, что по всей округе уже не один первый месяц бесчинствуют, — сказал он, и по широкому лицу его заиграли желваки. — Давно мы за ними охотимся, да все никак поймать не можем. Уж больно хитры и осторожны, как лисы. Почти всю охрану перебили, сволочи. И груз, конечно, увезли. Думаю, несколько подвод было. Сейчас милиция и ЧК их по горячим следам ищут. А мы… мы, комсомольцы, тоже решили помочь. Я теперь, Леонид, как ты, может, уже слышал, руководитель нашей городской ячейки комсомольского союза молодежи Украины. А это — мои ребята, активисты, лучшие из лучших. Готовы в любую минуту, днем и ночью, бороться с врагами Советской власти!

— А как думаешь, Петр, — спросил я, вспомнив слова того чекиста о том, что бандиты не могли далеко уйти с таким тяжелым грузом, — куда они могли спрятать все это золото и серебро? Ведь это же не иголка в стоге сена.

Но чего-то нового Остапенко не рассказал.

— Непонятно, как ушли, вот что! — хмуро сообщил мне Петр. — Кругом снег лежит. Серебро тяжелое, его в кармане не унесешь. Говорю — подводы нужны. А нигде не видно следов — ни коней, ни телег…

Петр на мгновение задумался, потирая высокий, нахмуренный лоб.

— Причем с таким грузом, даже