Ленька-активист - Виктор Коллингвуд
Не теряя времени, я бросился к станции. Мне уже было известно, что в городе наконец-то, после долгих мытарств и согласований с губернским начальством, организовалась первая настоящая комсомольская ячейка. А вот о том, что ее возглавил Петр Остапенко — тот самый молодой, высокий, светловолосый и синеглазый рабочий с Днепровского завода, с которым мы когда-то, еще при деникинцах, вместе готовили дерзкую диверсию против бронепоезда «Дроздовец», я узнал лишь утром от него самого.
Парень он был смелый, решительный, идейный, настоящий «комиссар в пыльном шлеме», и я нисколько не удивился, что именно ему, а не кому-нибудь из более старших и опытных партийцев, доверили такое ответственное и хлопотное дело — создание комсомольской организации в нашем неспокойном городе.
Располагалась эта ячейка, как мне рассказали ребята, в пустующем, полуразрушенном здании старого железнодорожного депо, на самой окраине Каменского, недалеко от станции. Место было, прямо скажем, не слишком уютное — огромное, гулкое, продуваемое всеми ветрами, с выбитыми стеклами и ржавыми, покосившимися воротами, — но зато просторное и, главное, бесплатное, что в наше голодное время было немаловажно. И вот уже вскоре я стоял возле железнодорожного депо.
Сильно поврежденное последними боями с деникинцами, здание депо производило удручающее, почти зловещее впечатление. Но в одном из его дальних, менее всего разрушенных помещений, в небольшой, наскоро отгороженной горбылевыми досками каморке, теплилась жизнь. Здесь, при тусклом, дрожащем свете единственной керосиновой лампы, и располагалась первая в Каменском ячейка Коммунистического союза рабочей молодёжи Украины (КСРМУ), как гласила немного кривая, но гордая вывеска, намалеванная красной краской на куске холста.
Постучав, я решительно вошел внутрь.
Здесь было тесно, дымно от едкой махорки, не очень чисто, но зато царила атмосфера какого-то особого, заразительного, присущего только молодости энтузиазма. За грубо сколоченным из неструганых досок столом, покрытым старой, истрепанной газетой вместо скатерти, сидели несколько молодых парней в потертых, засаленных гимнастерках и рабочих спецовках, оживленно, с жаром обсуждая какие-то свои насущные комсомольские дела. Среди них я сразу узнал Петра Остапенко — высокого, широкоплечего, с открытым, энергичным лицом и густыми, непокорными, светлыми волосами, выбивавшимися из-под старенькой, заломленной набекрень кепки.
— А, Леонид! Какими судьбами? Заходи, заходи, гостем будешь! — Петр искренне, от всей души обрадовался, увидев меня. — Проходи, не стесняйся!
Он представил меня своим товарищам, которые с любопытством разглядывали меня, незваного гостя. Одного звали Окунев. Худой, интеллигентного вида паренек в круглых очках на тонком носу, отвечавший в ячейке за агитацию и пропаганду. Другой, по фамилии Битяй, крепкий, коренастый рабочий с огромными, мозолистыми, руками и добродушной, немного смущенной усмешкой — бывший махновец. Сергей Бирюзов, молодой, горячий, с горящими, фанатичными глазами, секретарь комсомольцев депо, готовый, казалось, в любую минуту броситься в бой за мировую революцию. Артем Жога — рабочий парень, молчаливый, немного угрюмый, с тяжелым взглядом исподлобья, рабочий котельного ремонта, и несколько других ребят. Все они были молоды, полны революционного энтузиазма и непоколебимой веры в светлое коммунистическое будущее.
— Вот тут мы и живем! — обводя руками вокруг, сообщил Пётр. — У нас, как и у вас, пионеров, «коммуна». Частной собственности нет, все общее… Жалованье, паек,
посылки — все делим поровну. Личной собственностью осталось лишь оружие.
Все строго: член коммуны, нарушивший закон об отмене собственности и
обманувший доверие товарищей, исключается из коллектива!
— Хорошо, хорошо! — перебил его я. — Ты погоди, я по делу. Надо бандитов накрыть!
— Что? Брежнев, погоди, не частИ. Объясни толком, кого накрыть, где накрыть?
— Хорошо, слушайте…
Глава 10
— Хорошо, слушайте, — сказал я, понизив голос и стараясь придать ему как можно больше значительности. — Это насчет ограбления поезда с церковными ценностями, которые везли из Екатеринослава в Москву. Я слышал, пока никого не нашли?
Комсомольцы закивали, их лица посерьезнели. Эта новость была у всех на устах, с каждым часом обрастая все новыми, невероятными подробностями и слухами.
— Так вот, — продолжал я, чувствуя, как все взгляды устремились на меня. — У меня есть некоторые сведения, товарищи. Один из моих пионеров, мальчишка наблюдательный, видел на днях у дальних, заброшенных складов Днепровского завода того самого Крюка, который когда-то был у нас в отряде, а потом сбежал. Околачивался он там, прятался, вел себя очень подозрительно. А Крюк этот, как говорят, связан со скупщиком краденого, Филином, которого мы с милицией недавно накрыли. И у меня есть подозрение, что именно на этих дальних складах бандиты могли спрятать часть награбленных церковных ценностей. Место там глухое, почти не охраняемое, идеальное для тайника.
Выслушав меня, Петр с сомнением покачал головой.
— На заводе конечно много пустых складов и цехов. С тех пор как бронировочные работы прекратились, там почти совсем нет народу. Но почему именно там? С таким же успехом ценности могли спрятать в чьём-то сарае!
— Смотри, Пётр, какое дело. На завод ведут маневровые пути. А ребята мои видели там дрезины. Понимаешь? Серебро, верно, на дрезинах перевезли, по путям прямо на заброшенный склад! Поэтому-то и нет никаких следов вокруг — ни от лошадей, ни от подвод!
Это произвело впечатление. Комсомольцы зашумели, — моя теория действительно казалась логичной.
— Надо действовать быстро! — воскликнул Бирюзов. — Милиция наша, сами знаете, слабая, неопытная, народу у них не хватает.
— Вот я и пришел к вам, товарищи! — с радостью подхватил я. — Милиция не справится — все силы брошены на борьбу с уличной преступностью. Отряд ЧОН, который мог бы помочь в таком серьезном деле, в полном составе сейчас в уезде, гоняется за бандой атамана Чеглака. Остались только вы. А действовать надо действительно быстро: сейчас, может быть, ценности здесь, а завтра — поминай, как звали. Давайте устроим засаду на этих складах, попытаемся поймать этих гадов с поличным, если они там появятся? А заодно, может, и найдем там что-нибудь из похищенных ценностей?
Предложение мое было встречено с бурным, энтузиазмом. Глаза у ребят загорелись азартом. Я их понимал: это было настоящее, боевое, опасное дело, возможность проявить себя не на словах, а на деле, внести свой реальный вклад в борьбу с контрреволюцией и бандитизмом, которые все еще мешали строить новую, советскую жизнь. Для этих, вчерашних мальчишек, это казалось и приключением, и одновременно — важным делом.
— А что, товарищи, дело говорит Леонид! Правильно говорит! —
