Ленька-карьерист - Виктор Коллингвуд
И я тогда отступился, до удобного случая. И вот, кажется, тот самый случай, который наглядно показал бы все недостатки старой технологии, именно сейчас мне и представился. Похоже, что вот он — мой час! И в обеденный перерыв я пошел к главному инженеру, товарищу Поплавскому. Он находился в своем кабинете в конторе, что была аккурат напротив кабинета директора. Как обычно, к нему было много посетителей, пришлось подождать.
Наконец, секретарша пропустила меня внутрь.
Ян Казимирович Поплавский, худощавый специалист лет сорока пяти, сидел за необъятным, заваленным бумагами столом. Перед ним стоял стакан чая в серебряном подстаканнике, а пепельница рядом была буквально завалена горой окурков. В отличие от большинства заводского начальства, ходившего в полувоенных френчах, Поплавский был одет в светлый льняной летний костюм, и в целом имел вполне интеллигентный вид. Но все на заводе знали, как обманчива его внешность: при необходимости Поплавский мог «загнуть» не хуже сапожника с сорокалетним стажем.
— Ян Казимирович, я слышал, что наш цех план не выполнил?
— Да, на четырнадцать процентов! — устало кивнул тот. — А что вас, товарищ, в связи с этим интересует? Хотите проработать меня по «комсомольской» линии? Право, я староват для ваших нотаций!
— Нет, не хочу! Ведь виноваты не вы, не начальник цеха, не мастера, а… технология!
— Какая еще технология? — не понял он.
— А та самая, по которой мы работаем! Мы сверлим тысячи дыр, чтобы потом забить их заклепками. Тратим на это уйму времени, сил, дорогого инструмента. А ведь можно обойтись и без этого!
— Это как же, позвольте поинтересоваться? — в его голосе прозвучала ирония.
— А с помощью электросварки, — сказал я. — Соединять листы металла не заклепками, а сварным швом. Это и быстрее, и дешевле, и, если правильно делать, гораздо прочнее. И сверла ломать не придется.
Поплавский снял очки, прикрыл усталые глаза, на какое-то время застыл так, затем вновь взглянул на меня.
— Молодой человек, вы предлагаете авантюру! Сварной шов… Да он же хрупок, как стекло! Вы хотите, чтобы наши паровозные котлы, в которых давление достигает десятков атмосфер, лопались на ходу? Вы хотите пустить под откос не только поезда, но и всю нашу репутацию?
— Никакой авантюры, — спокойно возражал я. — Я предлагаю новую, прогрессивную технологию.
— Новую⁈ — он саркастически рассмеялся. — Да этой вашей «новой» технологии скоро тридцать лет в обед! Еще в девяносто пятом году, если не ошибаюсь, некий господин Бернадос демонстрировал свой «Электрогефест». И что? Где он сейчас, этот ваш «Электрогефест»? Никто в мире не использует его для ответственных конструкций! Только для мелкого ремонта, для латания дыр, для напайки износившихся деталей. Потому что не работает это все! Шов получается слабый, пористый, ненадежный!
«Электрогефест»… Бернадос… Что-то смутно знакомое шевельнулось у меня в памяти. Я понял, что мне не хватает теоретической базы, чтобы разбить это недоверие. Надо почитать, что за «Электрогефест» и что там не получилось у этого Бернадоса!
— Товарищ Поплавский, позвольте мне подобрать обоснование и представить вам все в письменном виде.
Главный инженер устало кивнул, и в тот же вечер я отправился в институтскую библиотеку. В тихом, пахнущем пылью и старой бумагой читальном зале я зарылся в подшивки старых технических журналов, и вскоре нашел то, что искал.
В журнале «Электричество» № 1 за 1882 год я нашел статья о «Способе соединения и разъединения металлов действием электрического тока», запатентованном инженером Николаем Николаевичем Бернадосом. Я впился в текст, в чертежи…. и все понял.
Бернадос, опередивший свое время гениальный изобретатель, использовал для сварки угольный электрод. Дуга горела между этим угольным стержнем и свариваемыми деталями, а в пламя подавалась присадочная проволока. Но при этом расплавленный металл шва неминуемо насыщался углеродом из электрода, становился хрупким, как чугун; ну а кроме того, он окислялся кислородом воздуха. Именно поэтому шов и получался пористым и слабым. Мне же, как и любому существу мужского пола из 21 века, было прекрасно известно, что нужно было использовать не угольный, а металлический электрод, и, самое главное, — защитить сварочную ванну от воздуха. Сделать это можно было с помощью специальной обмазки, нанесенной на электрод. При горении дуги эта обмазка плавится, создавая вокруг капли расплавленного металла газовое облако и слой жидкого шлака, которые, как панцирем, защищают шов от окисления. Правда, химического состава флюса я не знал, но ведь очевидно же, что можно воспользоваться богатым опытом металлургии, позаимствовав флюсы, применяемые при плавках стали. А там, «методом тыка», подберем наилучший состав для электрода!
Вооружившись этим знанием, я написал толковую докладную на имя Поплавского. Правда, имелись у меня сильные подозрения, что Ян Казимирович, скорее всего, отправит мою бумагу «под сукно», завалив ее бездной разного рода срочных распоряжений и циркуляров. Поэтому, чтобы ему думалось бодрее, я перешел в контрнаступление, начав настоящую пропагандистскую кампанию в поддержку технологии электросварки. Я выступал на комсомольских собраниях, в цехах, рисовал на доске схемы, объяснял на пальцах.
— Товарищи! — говорил я рабочим. — Нам говорят, что сварка — это ненадежно. Это ложь! Это говорят те, кто цепляется за старое, кто боится нового! Они ссылаются на опыт тридцатилетней давности, на аппарат Бернадоса. Но техника не стоит на месте! Мы, советские инженеры, советские комсомольцы, должны идти вперед!
А затем рассказывал им о своей идее металлического электрода в защитной обмазке.
— Представьте себе, — говорил я, — электрод, покрытый специальным флюсом, как конфета глазурью. При горении дуги этот флюс создает защитную атмосферу! Он не дает кислороду проникнуть в металл, и шов получается не хрупким, а прочным, вязким, однородным! Таким швом можно сваривать не ведра, а котлы паровозов, корпуса кораблей, броневые листы танков!
Мои слова находили отклик. Рабочие, уставшие от адского грохота клепки, от тяжелого физического труда, слушали меня с надеждой. Комсомольцы, жадные до всего нового, прогрессивного, поддерживали меня с восторгом. Кроме того, ведь от выполнения плана зависели еще и премиальные выплаты работникам, так что их интерес был совсем не абстрактным.
Через неделю моя компания сработала. В конце смены, когда я уже закончил уборку рабочего места и собирался идти в раздевалку, меня выловила секретарша.
— Ян Казимирович ждет вас! Он у себя! — сообщила она.
Поплавский действительно был в своем кабинете. Несмотря на настежь открытое окно, в которое залетал тополиный
