«Бис»-исход - Александр Владимирович Плетнёв
Перепуг с «низов» передался и на «верхá».
Осыпающийся водяной столб оседал уже за транцем отворачивающего на перекладке с заносом кормы крейсера, медленно рассасываясь – океан затягивал, переваривал пенную рану.
Кэп с тревогой прислушивался, на всякий случай глядя на креномер, ожидая сообщений от умчавшихся в трюмá специалистов аварийной команды, докладов от машинной группы.
«Гидравлический удар, несомненно, был. Был и мог нанести вред корпусу корабля. Мог сказаться на… ай нет, не будем накручивать себя домыслами. Осмотрятся в отсеках, разберутся, донесут. Вот тогда по факту и…»
– И что?.. – зыркнул на старпома, распаляясь. До зарезу хотелось спросить с кого-нибудь – как так, чёрт возьми, да чёрт побери?! Ища виноватого, себя виня, разумеется, лишь отчасти. Что, товарищ капитан 2-го ранга? Обнаружили, опознали, сопроводили… и? Просрали?!
* * *
Костяк эскадры «Советский Союз» и «Кронштадт» вновь выстраивался в кильватерный порядок, сохраняя меж собой небольшой интервал. «Чапаев» шёл заметно в стороне, развив максимальный ход, правя форштевнем на волну. Полётная палуба чиста, ожидая приёма самолётов, ближе к корме вьющиеся дымкѝ шашек – наглядные указатели направления ветра для лётчиков. Вдоль по левой стороне борта по обе стороны надстройки замершие в ожидании команды технических служб, размотаны рукава пожарных шлангов на всякий случай.
Первым выпросился на посадку капитан Шѝпов[81] из пятой эскадрильи. На командном пункте авианосца, все, кто слушал выведенный на репродуктор громкой связи эфир общего канала, обеспокоенно переглядывались – с капитаном явно было что-то не в порядке, он говорил, путаясь в словах, мыча, точно пьяный. По всем признакам был ранен.
На глиссаде его «Як» держался сравнительно ровно, однако посадочный сигнальщик, находящийся у среза в корме полётной палубы, даже без запрета с мостика и сам видел – скорость слишком большая. Дал белым флажком срочную отмашку на повторный заход.
До Шипова пытались докричаться по радио, предупредить жёсткую посадку, а то и неизбежную аварию. Но лётчик, видимо, находился уже в полубессознательном состоянии, плохо соображая, и ратовал лишь за то, чтобы дотащить машину до избавительной площадки. (Всё-таки сухопутные привычки неприемлемы для палубной авиации, в подобной критической ситуации разбившийся самолёт нёс если не угрозу кораблю, то мог привести к приостановке взлётно-посадочных операций, что было бы чревато худшими последствиями.)
Вместе с тем пилот всё же попытался активно погасить скорость увеличением угла атаки, момент совпал с зацепом гака за трос, торможение махом опустило поднявшую нос машину, ударив об палубу так, что подломились обе передние стойки шасси, плюхая «Як» с нарисованной на капоте мордой льва на живот. Винты, рубанув по настилу, погнулись, двигатель встал. Недолго проелозив, замер посреди полосы и самолёт.
К нему немедленно ринулись люди из палубной команды, готовые локализовать любое возгорание и разлив бензина. Пробитый в двух местах фонарь пришлось вскрывать ломом, из кабины аккуратно вытащили окровавленного лётчика, тут же, не отходя, на крыле, оказывая первую медицинскую помощь.
Старшему авиаинженеру «Чапаева» хватило одного взгляда на просевшую деформацией нервюр хвостовую часть, чтобы определиться. Покачав головой, без слов подняв разведённые ладони, он поставил крест на машине – неремонтопригодна.
Если у кого-то и взыграла привитая бережливость сохранить матчасть (разбитый самолёт для технарей полевых аэродромов это зачастую лишняя каннибализированная[82] дефицитная деталь или агрегат), возиться с этим сейчас попросту не оставалось времени, посадочную полосу следовало немедленно очистить для приёма других, ожидающих в воздухе.
Командир палубной команды дважды махнул рукой в сторону среза, дав понять подчинённым: «Всё! За борт, за борт!» Обозначив резким жестом – быстро!
В аврале, не усложняясь какими-то приспособлениями, упором более трёх десятков натужных тел истребитель с тягучим скрипом был дотащен до края палубы и сброшен в океан.
– Убрать, убрать, – старшина из помощников, пересекая полётку, указывал матросам на оставшиеся отвалившиеся куски дюраля.
Не прошло и минуты, следующий «Як» коснулся колёсами палубного настила.
Не так-то их и много осталось, даже навскидку посчитать – сколько там ходило кругами над авианосцем. Однако принятый первым подранок дал наглядных впечатлений «наземному» персоналу, чтобы отработать свою часть задачи по приёму самолётов сверх всех нормативов.
Севших немедленно откатывали в носовую часть, поочерёдно спуская в ангар. Механики во главе с авиаинженером проводили беглую визуальную дефектацию, в журнале списочным контролем делая пометки против каждого тактического номера: разбит хвостовой стабилизатор, пулевые отверстия в плоскостях, в фюзеляже, сочащиеся из двигателей маслá или другие жидкости, бракуя на способность немедленного взлёта или же давая условное добро на после.
Параллельно медперсонал осматривал пилотов, кому-то помогая по месту, кого-то категорически отправляя в санчасть, несмотря на протесты хорохорящихся, у эскулапов был свой учёт годности. А скоро ожидались новые и наверняка более трудные пациенты, извлечённые из почти минусовой воды.
Из севших на авианосец, кроме Шипова, серьёзно пострадал только Климов[83] – ранение в руку. И Коваленко[84] из той же «пятой», случайной нелепостью уже под занавес.
Ничто не предвещало… Его не получивший никаких повреждений Як-9 садился ровно по осевой линии… штатный стук гака об палубу и сразу рывок захвата, идеально поймав второй трос аэрофинишёра.
Левая стойка шасси подломилась неожиданно, развернув машину на крыло, сорвав с зацепа, завертев, протащив по палубе к краю. Хорошо, не соскочил за борт. Извлечённый из кабины Коваленко матерился на чём свет стоит, его, óхающего, подволакивающего ногу, подхватили под плечи, уводя в санчасть. И тут уж не поспоришь – с переломом голени не полетаешь.
В этот раз оглядевший истребитель авиаинженер решил не разбрасываться боевой единицей, тем более что в посадочных операциях возникла небольшая пауза, а самолёт по виду подлежал посильному восстановлению.
Техники быстро подкатили домкратные тележки, подводя под фюзеляж.
Через пять минут покалеченный «Як» был спущен в ангар.
Знание того, что второй атаки не будет, действовало успокаивающе на штабных офицеров авианосца, однако это не избавляло от текущей и животрепещущей задачи – прикрыть истребителями спасательную операцию вертолётчиков. Авиаинженеру важно было подготовить хотя бы ещё пару «яков» на замену тем, кто сейчас доедали топливо в барраже. И быть честным, по предварительной оценке он вынужден был признать, что лишь двум машинам без опасений и может разрешить вылет. Остальные необходимо было приводить в порядок, как минимум подлатать, а некоторым по движкам требовалась серьёзная переборка.
Два готовящихся «Яка» облепили механики, вскрывались технические
