Казачонок 1860. Том 1 - Петр Алмазный

* * *

Многие дела уже были сделаны, времени стало побольше.

Вот и август наступил — первая неделя к концу подходит. Я наконец выкроил время для тренировок и решил, что пора приводить себя в порядок.

Тело мальчишки вроде крепкое, но выносливость уже пару раз подводила. Да и сил порой чувствую, что не хватает. Каждое утро я стал начинать с пробежки. Вставал еще, когда петухи только собирались будить станицу. Легкий завтрак — кружка кваса да ломоть хлеба с солью — и вокруг станицы.

Первый день дался тяжело. Дышал ртом, под левым ребром кололо. Перешел на счет: три шага — вдох, три шага — выдох. Через версту отпустило. Пыль поднималась за спиной, прохлада держалась, пока солнце не показалось.

К третьему, а потом и к четвертому кругу ноги становились ватными — останавливался, выравнивал дыхание. Возвращался во двор мокрый и окатывал себя водой. Каждый день понемногу прибавлял дистанцию.

По моей просьбе Мирон сколотил во дворе турник. Перекладину выточил из дубовой жерди, обжег и ободрал шкуркой, чтоб занозы не цеплять. Столбы вкапывали вместе с Трофимом, по колено в землю, с мелкими камнями — утрамбовали как следует. Крепко вышло.

С утра, после бега, — подтягивания на перекладине. Первые дни выжимал по пять, потом, отдышавшись, делал еще подход. К концу недели дошел до десяти.

Следом — упор лежа: по два десятка отжиманий. Приседания — сорок. Пресс прямо на земле, подстелив бурку.

После первого дня такой тренировки все мышцы забились, еле разгибался. Но потом ничего — тело к нагрузкам привыкло. Даже дед заметил, что плечи шире стали.

Ножи достал трофейные, да еще те, что на малине нашел. Набралась уже целая коллекция. Отобрал три — с более-менее нормальным балансом. Место выбрал у старой груши: установил щит из двухдюймовых досок, как мишень, и стал восстанавливать навыки метания ножей.

Метал не «от живота», как пацаны любят, а из плеча, с проворотом кисти, чтобы острие входило ровно.

Первые разы нож ложился плашмя, отскакивал. По привычке ругался. Когда перенес вес на переднюю ногу, отвел локоть, выдохнул и пошло бодрее.

За вечер довел результат до пяти попаданий из десяти. К концу недели стало шесть-семь. Ножи, правда, никудышные — в ближайшее время решил у станичного кузнеца заказать новые.

Пронька все время рядом крутился — больно интересны ему были мои занятия. На третий день попросил:

— Гриша, возьми и меня. Я бегать буду. И нож кидать тоже хочу уметь, как ты.

— Бегай, конечно, — сказал я. — Только без дурости.

Он старше меня на год, выше на голову, но характер мягкий. Хороший парень, легко с ним.

На пробежке шел рядом: сперва крякал, потом втянулся. На турнике подтягивался хуже, зато упор лежа держал дольше.

Вечером — рукопашка на траве. Ставил ему стойку: ноги, пятка чуть наружу, плечи свободны. Учил держать дистанцию, не бросаться корпусом. Пронька злился, норовил в клинч войти, но валился от подсечек.

Я не бил в полную силу — учил. Все равно за три первых спарринга ни разу меня не одолел. Но, что удивительно, не злился. Слушал внимательно и на ус наматывал.

Патроны к Лефоше перебрал, подумал, что надо заказать удобную ременную систему под два этих ствола. Все-таки двенадцать выстрелов за раз — это вам не баран чихнул.

Кольт «Нави» тоже почистил и перебрал. Дед пару раз покосился, когда я с оружием возился, но молчал. Я же особо языком попусту не молол.

Режим вышел плотный. Утром — пробежка с шести до семи, потом турник и силовые минут на тридцать, потом работа по дому и с Мироном у бани.

После полудня — траншея под трубу, глина, камень. Перед закатом — ножи и спарринг с Пронькой. На сон все равно оставалось достаточно времени.

Уже через неделю я явственно почувствовал прогресс. Но останавливаться и не думал — этим заниматься надо регулярно.

* * *

На восьмой день, еще до зари, я ушел на пробежку один. Воздух стоял прохладный, местами сырой. Тропа шла вдоль овражка, потом выводила к кустам терновника. Там всегда приятно пахло мятой.

Я чуть сбавил шаг, слушая, как где-то вдали мычит корова. Шел ровно, ни о чем не думая, и вдруг краем глаза поймал тонкую, едва заметную линию поперек тропы.

Остановился в полушаге — это был конский волос. Натянут низко, у щиколотки. Если бы шел быстрее — зацепил бы. Слишком хорошо помнил, чем такая беспечность аукнулась мне совсем недавно в Пятигорске.

Я присел на корточки. Волос уходил в куст. Там к нему был привязан короткий сучок, а дальше — пустая бутылка, подвешенная на веревке. Чуть дерни — стекло загремит о железное кольцо, сработает сигналка. Та самая, как в Пятигорске.

Ничего нового. Только не здесь же, не в ста шагах от околицы. Я поднял голову и медленно огляделся.

На влажной земле рядом — отпечаток каблука. Не знакомый: гвозди странно вбитые, и пятка широкая. Хотя мало ли — я и у своих станичников под ноги не заглядывал.

Чуть дальше — свежий копытный след, без осыпи. Лошадь шла шагом, не трусила, и след от нее тянулся к балке.

За кустами, внизу оврага, кто-то тихо кашлянул — и тут же замер.

Я не двинулся. Стоял, считая про себя «раз-два-три», и думал только о том, что кто-то поставил сигналку прямо на месте моей обычной пробежки. Да еще так, чтобы зацепил ее я. Или Пронька, если бы выбежал раньше.

Сделал еще шаг вперед — и тут в балке щелкнул курок.

Глава 13

Схрон у Волчьего оврага

Щелчок был глухой, но вполне узнаваемый. Я бросился в сторону, перекатываясь по мокрой траве. Почти сразу бахнул выстрел — пуля прошла где-то над плечом, срезав ветвь терновника.

«Выходит, ждал, уже готовый к стрельбе. Это не залетный персонаж», — мелькнуло в голове.

Я откатился за куст, в руке появился револьвер. В овраге запахло порохом. Места, откуда стреляли, с этой позиции я не видел. Черта с два — может, у него и второй ствол имеется, рисковать своей шкурой не хочется вовсе.

— Эй! — крикнул я. — Кто стреляет⁈

Ответом стало еле слышное шуршание — кто-то отползал, стараясь уйти в сторону балки. Я, прижимаясь к земле, осторожно выглянул.

В