По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— По прозвищу Святой, — сказал Моисей Яковлевич, который как-то незаметно оказался рядом.

— Что?

— Раз уж вы решили играть в Робин Гуда, то следует записку подписать не только именем, но и прозвищем. Немцы сентиментальны и любят всякую мистику. Прозвище Святой должно их впечатлить.

— А что, — подумав, согласился Максим. — Так и сделаем.

«По прозвищу Святой» — добавил он, сложил записку и отдал фельдфебелю:

— Вот, передайте вашему начальству. А на словах добавьте, что я рассчитываю на их благоразумие, и никто из гражданского населения не пострадает. В противном случае обещаю большие проблемы.

— Яволь, — ответил фельдфебель и спрятал записку в нагрудный карман.

Когда немцы скрылись за дымом от горящих вагонов, к Максиму, сидевшему в задумчивости на ящике, подошёл Шило. Огляделся по сторонам, присел рядом.

— Есть предложение, — сказал тихо.

— Слушаю.

— Давай я их догоню через пару километров и прикончу, — он похлопал по немецкому автомату у себя на груди. — Пара очередей, и ваши не пляшут. Всё будет шито-крыто, обещаю.

— Зачем? — просил Максим.

— Что — зачем?

— Зачем их убивать?

— Как… Это же немчура, враги.

— Если бы я хотел их убить, я сделал бы это сразу.

— Ну… я думал, ты оставил их в живых, чтобы они помогли вагоны разгрузить.

— Нет, не только поэтому. Слушай, Валера, я ценю твою инициативу, но пусть идут. И пусть доберутся живыми. Так надо.

— Почему? — нахмурился Шило.

— Потому что, как правильно заметил Моисей Яковлевич, я с немцами играю. И хочу посмотреть, каков будет ответный ход. Надеюсь, ты понимаешь, что я не обязан тебя посвящать во все планы и подробности?

— Понимаю, — буркнул Шило, отводя глаза.

Шило ушёл. Максим уже было поднялся, чтобы заняться другими делами, но тут подошла локомотивная бригада в полном составе и выразила желание присоединиться к отряду.

— А как же семьи? — спросил Максим. — Михалыч, ты, помнится, упоминал, что тебе семью кормить надо?

— Так-то оно так, — вздохнул Михалыч. — Да только кто ж её кормить будет, ежели меня в расход пустят?

— Кто, немцы?

— Може, и они. А коли не они, так мельниковцы. В Белокоровичах и по всей округе — их влада [1]. Целый отряд стоит, человек двести с лишним. Есть и местные, но бiльша часть с Западной Украины, с Тернополя, Станислава [2], Стрыя. Со Львова есть. Зброя [3] вся немецкая, немцы их снабжают. Полицаи — вси они. Коммунистов и сочувствующих вбили. Раненых красноармейцев троих и тех, кто их укрывал — тоже. Две семьи жидiв, пожилые уже люди, пять человек — двух мужчин и троих жинок [4] — вбили в лесу за селом. Спасу от них нема никому, и управы також нема. Что хотят, то и роблют [5]. И что им в голову взбредёт — никто не знает. Головный у них — Тарас Гайдук, со Станислава. Чисто бешеный пёс, инакше [6] не скажешь. Ходит с нагайкой весь час [7]. Я с ним поцапался однажды, так чуть нагайкой по морде не получил.

— Но не получил? — поинтересовался Максим.

— Я сказал, что военному коменданту в Лугинах пожалуюсь, Густаву Веберу. Може, знаете такого?

— Знаю. А комендант тебя ценит?

— Коменданту надо, чтобы паровозы по рельсам ходили. С вагонами. Кто буде их вести, не мельниковцы же.

— Ясно. Так что этот Тарас?

— Он зло на меня затаил. Мстительный, як всi они, западенцы. Опасаюсь, если вернусь, не жить мне. Прикопают где-нибудь в лесу, и нiякий [8] комендант не защитит. Дети уже не маленькие, жена работящая, всё знает-умеет, проживут как-нибудь. А я краще [9] с вами. Хоть помру, як людина [10], если придётся.

— Хорошо, — сказал Максим. — Сведения о мельниковцах ценные, спасибо, Михалыч, — он перевёл взгляд на помощника машиниста и кочегара. — А вы?

— У меня детей нет, молод ещё, — сказал помощник. — Отец без вести пропал в первые дни войны, а мать… — он пожал плечами. — Пусть ждёт.

— У меня никого нет, — коротко сообщил молчаливый кочегар. — Хочу бить гадов вместе с вами.

Возвращение партизан в лагерь было триумфальным. Шутка ли! Десять подвод с продовольствием, обмундированием, снаряжением и всем прочим. Настоящее богатство.

— Мать честная, курица лесная, какие же вы молодцы, хлопцы! — командир отряда Нечипоренко не мог сдержать эмоций.- Остап, ты бачишь? Ну, теперь точно зиму переживём!

— Бачу, — отвечал комиссар, окидывая хозяйственным взглядом подводы. — Что молодцы, то молодцы. Это всё?

— А тебе мало? — изумился Нечипоренко.

— Не всё, — ответил Максим. — Там ещё два раза по столько, минимум. Надо быстро разгрузиться и опять туда.

— Сделаем, — кивнул Нечипоренко и рефлекторно потёр руки. — Хлопцы, а ну все сюда, кто свободен!

Солнце уже зашло, когда Максим, Нечипоренко, и Сердюк сели в землянке командира отмечать победу и посовещаться.

Ещё за ужином всем бойцам, участвовавшим в операции, выдали по сто грамм шнапса, а теперь на столе, помимо ярко горящей керосиновой лампы, красовалась бутылка французского коньяка Martell, небольшой запас которого оказался среди трофеев. Здесь же имелся нарезанный тонкими ломтиками сыр на тарелке, шоколад и яблоки. Вместо стаканов — новенькие белые фарфоровые чашки с блюдцами.

Максим с интересом взял в руки чашку, перевернул. На донце виднелось клеймо: немецкий орёл со свастикой в лапах, буква «W», увенчанная короной, надпись Bavaria и год изготовления — 1940.

— Людмила нашла в одной из коробок, — пояснил Нечипоренко. — Хорошие чашки, у нас таких нет. Я подумал, из них и коньяк будет лучше пить, чем из наших железных кружек.

— Если по всем правилам, — сказал Максим, — то коньяк, в особенности настоящий французский, нужно даже не пить, а так — смаковать маленькими глоточками. Наслаждаясь вкусом и ароматом. Из специальных коньячных бокалов, — он показал руками. — Пузатеньких таких, грамм на двести каждый. Называются снифтер. От английского sniff, что значит нюхать.

— Ну ни хрена себе, — сказал Нечипоренко. — Откуда ты всё это