Помещик 3 - Михаил Шерр
Реальный бой — это не дуэль, где противники могут разойтись иногда даже миром. Здесь цель убить врага, а самому выжить. Поэтому в ход идет всё. Вторая рука: Ею можно было захватить руку противника, нанести удар кулаком, бросить в него что-то, использовать, например, плащ для обмана или защиты. Окружение: использовать препятствия, тесноту, уклоняться за спину другого противника. И конечно психология: если можешь запугать, обмануть или вызвать панику.
И одно из главных отличий: это очень часто бой верхом или даже в конном строю. Это мне давалось тяжелее всего. Я еще не достаточно уверенно чувствую себя в седле. а тут надо еще и сражаться.
Зиму господа-инструкторы использовали на всю катушку. Чуть ли не половину времени мы занимались на открытом воздухе. И впечатления от обучения пластунскому искусству затмевали все воспоминания о службе в Советской Армии. Курс молодого бойца и затем «учебка», казавшийся мне когда-то одним из тяжелейших испытаний соей жизни, просто детский лепет. Драгутин, который этим делом занимался со мной больше своего товарища в глазах моих сослуживцев, заработал бы характеристику суперзверя.
Слова подполковника Дитриха мы очень хорошо поняли и решили что на Кавказ поедет отряд с сто бойцов. Для этого набрали больше сотни добровольцев, пополам сербы и наши русские молодые ребята.
Им приходилось тяжелее всех: со мной наши инструктора уже раньше занимались, все сербы имели навыки обращения с оружием и многие воевали с турками. Но тяжело в учении — легко в бою. Никто не роптал и усердно готовились к грядущему испытанию.
Глава 19
Дни и недели летели незаметно, складываясь в месяцы.
Я занимаюсь с таким усердием, что даже сам диву даюсь, на что способен. И результат налицо. К Пасхе, а она в этом году ранняя, 31 марта, Милош и Драгутин оценили мою подготовку на «отлично».
Я стреляю лучше них, уверенно сижу в седле, и большинство учебных боёв заканчиваются либо вничью, либо моей победой. В пластунском искусстве я не столь искусен, как они, но, по их мнению, казаки с таким уровнем подготовки участвуют в боевых вылазках, конечно, не в одиночку, а с более старшими и опытными товарищами.
На моём теле куча синяков и ссадин. На ладонях — грубые мозоли. В зеркале я вижу молодого человека, сильного, поджаристого, с решительным выражением лица и блеском в глазах. Он производит впечатление воина, готового к бою. Решительного, смелого и неустрашимого.
За всё это время у меня был всего один выходной, который я тупо использовал для пассивного отдыха, ничего не делая.
Каждый вечер Анна Как обещала докладов мне не делает. В лучшем случае — через два на третий. Но этого достаточно, чтобы держать меня в курсе наших дел.
В Калуге практически нет никаких неожиданностей. Наши заведения работают и регулярно приносят копеечку. Вильям наконец-то купил соседнюю городскую усадьбу и уже готовится начать там ремонт, а Савва расширяет свою торговлю.
Матвей Филиппович выполнил своё обещание и через две недели начал помогать Анне на всю катушку.
С делами Анны он разобрался, и результат меня просто ошеломил; да и она сама, похоже, не ожидала такого.
Из дела он вывел ровно двести тысяч рублей, естественно, серебром, которыми Анна распорядилась, как и намечала.
В прежнем обороте осталось в два раза больше, но Анна оговорила, что эти деньги участвуют только в зерновых операциях. Это беспроигрышно: риска никакого, всё налажено и известно. Конечно, прибыль достаточно маленькая: от пяти до десяти процентов, не больше.
В год это будет приносить нам от двадцати до сорока тысяч рублей серебром, которые мы пока решили класть на валютный счет.
Сто тысяч, которые у Анны всегда под рукой, долго нетронутыми не пролежали. То, что было привезено из Москвы, быстро ушло в дело. Выручка наших калужских предприятий тоже сразу же уходит в оборот. И Анне пришлось брать деньги из этих ста тысяч. А иначе всё бы остановилось.
Возможно, эти деньги и лежали бы нетронутыми, но Анна решила воплотить в жизнь мою идею, пришедшую мне в голову на Тороповской мельнице, — элеватор.
Элеваторов ещё нигде в мире нет; первый будет построен через год в США. Но наш будет вторым, причём сразу же металлическим.
Это совсем не то, что построят Джозеф Дар и Роберт Данбар в Буффало под Нью-Йорком. У них — кожаный вертикальный ленточный конвейер с ковшами, вычерпывавший рыхлое зерно из трюмов кораблей и поднимавший его на вершину элеватора. Мы же будем засыпать зерно с телег, затем досушивать его и хранить или пускать в переработку. Но главное отличие нашего проекта в том, что он почти полностью будет металлическим.
Я уверен, что эта идея прокатит. Анна согласна со мной и хочет построить и запустить его уже в предстоящую уборочную. Даже если нам не удастся построить паровую машину и переоборудовать мельницу для круглогодичной работы, простое доведение зерна до кондиции и его хранение уже будет нам выгодно.
Матвей Филиппович действительно оказался для Анны палочкой-выручалочкой. Тайну его преданности моя супруга давно узнала.
Оказалось, что её покойный муж шестнадцатилетним юношей спас его, когда последние сани обоза, переправлявшегося ранней весной через реку Жиздру, провалились под лёд. Приказчик сам управлял лошадью, и на санях, кроме него, никого не было.
Мужики попытались помочь тонущему, но лёд начинал ломаться под ними. И только сын хозяина смог подобраться к опасной полынье.
Матвей Филиппович сумел сбросить с себя часть одежды и кое-как держался на воде. Но в ледяной воде долго не продержишься, и он уже начал тонуть. Наверное, в самый последний момент юноша сумел подползти по льду и протянуть погибающему жердь; у того ещё хватило сил ухватиться за неё.
Обратно ползти сил у юноши уже не было, да и лёд под ним начал трескаться. Но мужики сумели вытащить на лёд жердь, к которой предусмотрительно были привязаны верёвки.
За спасительную жердь мёртвой хваткой уцепились оба — сын хозяина, и приказчик, а мужики благополучно вытащили их на берег.
Вот после этой истории Матвей Филиппович публично поклялся до гробовой доски честно служить своему спасителю, а когда тот умер, стал служить его вдове. Своей семьи у него не было: юношескую любовь отдали за другого, а жениться на нелюбимой он не пожелал. Из-за этого его