Помещик 3 - Михаил Шерр

В глаза сразу бросалась его окладистая чёрная борода с проседью, формы лопатой. Он всегда носил неизменный, глухой, как у староверов, чёрный кафтан и чёрный картуз. Был немногословным, но каждое его слово, вкупе с выразительным пронзительным взглядом, было на вес золота.

Как ворон крови, я ждал наступления Страстной Седмицы. С её четверга до конца Пасхальной недели все занятия прекращались. Милош и Драгутин решили, что всем нужно полноценно отдохнуть.

Они, исходя из своего опыта и знаний кавказского региона, предположили, что начавшаяся весна — самое благоприятное время для проведения короткой тайной операции в горах. Все кандидаты, отобранные ими для участия в предстоящем деле, были к нему готовы. Конечно, степень готовности была разной.

Все сербы до единого на голову превосходили наших русских ребят. Кроме одного человека — Андрея. Его подготовка была на уровне сербов, и объяснялось это единственной причиной: он был моей тенью, и всё, что требовалось от меня, распространялось и на него.

Из Сосновки в Калугу мы приехали уже почти ночью в среду Страстной Седмицы, и Вильям сразу же ошеломил нас известием из Москвы: к нам едет ревизор.

Другой характеристики визита к нам легендарного гурмана и гастронома Михаила Фёдоровича Рахманова подобрать невозможно.

Камергер, тамбовский помещик, богатый холостяк, известный гастроном, умнейший человек, на ходу изобретающий различные блюда, ценитель и знаток высокой кухни, друг Пушкина и создатель первой кулинарной школы в России. Это всё о нём.

«Главный обжора России», человек, успешно спускающий в ресторанах огромное двухмиллионное наследство полученное от дяди, умудряющийся за один визит заказать стол стоимостью в тысячу серебряных рублей. Его из-за этого трапезы растягиваются на много часов, ведь надо же попробовать и оценить всё заказанное.

И он — реальный ревизор. Если Михаил Фёдорович оценит нашу кухню и ресторан в целом, это будет потрясающий успех; можно будет смело говорить о всероссийской известности и популярности нашего заведения. Наиболее вероятно, что он посетит нас в один из дней Светлой Седмицы.

Кто такой Рахманов, я уже знал; мы сами хотели как-то организовать его визит в ресторан. А тут он сам решил нас посетить. Вильям тут же начал готовиться к визиту Рахманова, сочетая это с подготовкой к Пасхе.

Давать ценные указания Вильяму не надо: он в ресторанном и кулинарном деле уже на голову выше меня, и любые советы с моей стороны могли бы только всё испортить. Поэтому я решил в ресторанные дела не вмешиваться.

Всё зависящее от меня было успешно сделано. Эти наши заведения — полностью моё детище. У истоков кулинарной и кондитерской школ, создающихся сейчас на глазах в Калуге, тоже стою я. И дело не в тех блюдах, которые я первым приготовил и показал другим.

Главное в том, что мы уже создали на основе русской, французской и элементов других кухонь Европы нечто совершенно новое. Я пока не знаю, как это назвать, но склоняюсь к двум вариантам: «русская калужская» или «новая русская». А то, что это совершенно новая оригинальная кухня, я могу доказать любому.

В минуты вдохновения, посещавшие меня на кухне столовой или в ресторане, я записывал рецепты, которые всплывали в памяти, и на наших кухнях в Сосновке или сразу в Калуге их готовили. Мне удалось извлечь из подвалов своего разума несколько десятков различных рецептов, известных мне из первой жизни в XXI веке.

Дальше их доводили до ума наши мастера, и они появлялись в меню ресторана и трактира. И это только начало. После моего возвращения с Кавказа (а у меня нет сомнений в успешности нашей затеи) несколько недель будут посвящены созданию новых блюд и технологий, появившихся в советское время.

Селёдка под шубой и винегрет — символы советского застолья, пюре с сосиской, макароны по-флотски — классика столовых.

Тушёнка и докторская колбаса, сгущённое и птичье молоко, кисель в брикетах и, конечно, сливочный пломбир и томатная паста.

А также различные полуфабрикаты: мясные и прочие, всякие консервы, или, к примеру, борщ с использованием томатной пасты и салат «Цезарь» во всех его многочисленных интерпретациях.

Конечно очень многие считают, что советская кухня это упрощенный вариант и прочее бла-бла-бла. Но подавать макароны по-флотски в ресторане ни кто не собирается, хотя как на это еще наши гости посмотрят.

А вот попробуйте со своей высокой кухней накормить тысячи человек одновременно приходящих на обед и сделать это надо еще и в очень ограниченное время, максимум час.

В целом наши калужские дела меня устраивали полностью: они уже приносили немалую прибыль, и все вложения давно окупились.

Ранним утром в Четверг Страстной Седмицы мы поехали на шахту. Но сначала посетили имение Анны. Почти все крестьяне не пожелали с ней расставаться и из предложенных вариантов выбрали переселение в Воротынск.

Силантию позарез нужны рабочие руки, и мужики из имения Анны согласились на переселение будущей зимой. Они, как и все у нас — неважно, крепостные или вольные, — работают по найму и получают зарплату.

Я решил после возвращения с Кавказа постепенно освободить всех крестьян за выкуп: пять рублей за мужчину, два за женщину, молодёжь от 16 до 18 лет — по рублю, а все остальные — тоже по рублю.

Информация об этом утекла, и народ, работающий у нас, начал откладывать на это дело из своих кровно заработанных.

А вот как поступить с теми, кто работает в имениях, так называемыми «полевыми», я ещё не знаю. Выделять землю я не хочу; моя цель — коллективизация сельского хозяйства, конечно, без эксцессов XX века.

К нашему приезду в имении Анны не осталось ни одной семьи; буквально накануне последние семьи решили всё-таки уехать. Осталось только двое: сторож и бывший дворецкий. Они должны дождаться новых хозяев и передать им дом и остатки имущества имения. Анна разрешила своим крестьянам забрать всё, что пожелают, но велела ничего не портить: ни усадьбу, ни хоздвор, ни избы.

Пустое и безжизненное имение производило жутковатое впечатление, но оно находилось в стороне от дороги, и на пути на шахту и в тот же Козельск мы не будем проезжать мимо.

На шахте я тоже не увидел ничего нового или внушающего тревогу.

Паровая машина работала, и шли активные работы по окончательному монтажу и наладке оборудования и механизмов, работающих на пару. Через две-три недели на шахте планировали запустить всю механизацию: вывоз угля и породы