Телохранитель Генсека. Том 6 - Петр Алмазный

— Я в магазин, — доложила она. — За лимонами. Витамины в них. Еще что-нибудь купить?

— Нет, Лида, спасибо. Денег-то хватает на покупки? — я сдернул с табуретки брюки и полез за кошельком.

— Хватает. Хотя не мешает Аське ошейник купить, — с раздумьем произнесла она. — Хотя нет, гулять ей еще рано, и еще вымахает скоро, придется снова покупать, а старый потом куда?

И она вышла, бормоча что-то под нос. Через пару минут хлопнула входная дверь.

Я взял кружку, прошел в зал, включил телевизор. Шла программа «В мире животных». Дроздов рассказывал о пищевой цепочке, на экране мелькали в кадре молодые гепарды, которые загоняли антилопу.

Отхлебнул кофе. В жизни людей то же самое, законы пищевой цепочки рулят…

Аутотренинг, чтоб его!

Вспомнился случай из моей прошлой жизни. Уже будучи пенсионером, уже когда с прошлой женой все кончилось, был период, когда я впал в депрессию. Году эдак в двадцать третьем, не помню точно… Тогда… (вечно путаюсь с прошлым и будущим, вроде бы будущее, но для меня уже далекое прошлое)…

Короче, попал на прием к психологу. Психолог, не слишком старый мужчина, большой, очень плотного телосложения, даже, я бы сказал, толстяк. Он вызывал расположение к себе одним своим видом. Этакий добряк, готовый поделиться последним куском хлеба, снять последнюю рубаху и отдать вам. Он внимательно посмотрел на меня и, налив по кружке чая — себе и мне — сказал:

— Депрессия, говорите? У меня тоже иногда бывают приступы равнодушия к себе и к жизни.

Я усмехнулся:

— Это что ж получается, сапожник без сапог?

— Сапожник без сапог — не профессионал, а любитель, — психолог презрительно скривился. — А я со своей депрессией справляюсь в три приема. Знаете как?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Я рассказываю себе три анекдота. И именно в таком порядке — это важно. Итак, первый… Приходит мужик к психотерапевту, мол, доктор, я ссусь. Тот ему рекомендует заняться аутотренингом и внушать себе: «Я не обоссусь». Мужик идет от врача и внушает себе, мысленно проговаривая: «Я не обоссусь… я не обоссался… это не я обоссался»…

— Старый анекдот, — заметил я.

— Старый, — согласился врач, — но действенный. Его я рассказываю, когда только начинается апатия, но вы подходите комплексно. Если аутотренинг не помог и депрессия все же накрыла, я рассказываю себе второй анекдот… Вот этот: бомж три дня не ел, не пил, жить не хочется, пошел в вокзальный туалет — вешаться. Влез на унитаз, сделал из веревочки к бачку петлю, сунул в нее голову, как вдруг заметил — кусок булки на полу. Снял петлю, слез с унитаза, съел булку и снова на унитаз и в петлю. Глядь — возле урны недопитая бутылка пива. Снял петлю, слез, допил пиво. Снова унитаз, петля, взгляд… Видит — бычок возле унитаза тлеет. Снял петлю, поднял бычок, затянулся и думает: «С хрена ли вешаться, жизнь-то налаживается!».

— А третий? — я был заинтригован.

— А третий… — врач помолчал. — третий идет в дело, когда уже одно желание остается — просто лечь и не двигаться, и все равно, буду жить или нет. Тогда рассказываю себе третий. Итак, лицо спрашивает задницу, мол, расскажи, как так получилось, что мы с тобой родились в один день, служим одному хозяину, я все морщинистое и старое, а ты как была розовой и гладкой, такой и осталась? В чем секрет? А задница отвечает: «Это потому что срала я на все»…

Помню, когда я перестал смеяться, психолог заметил:

— Причинно-следственная связь. Определите, что стало причиной вашего состояния и либо устраните эту причину, либо поступайте как в третьем анекдоте.

Когда я вышел из здания, где снимал кабинет этот, с моей точки зрения, гений от психологии, я долго сидел в сквере, курил и размышлял. Причина моей депрессии тогда?

Я прекрасно понимал, что дело в крушении идеалов. Если бы я был настоящим писателем, не графоманом, то смог бы написать книгу, которую бы назвал: «Эпоха массового предательства». Я бы детально исследовал, как огромный пласт советской элиты — партийные работники, идеологи, сотрудники аппарата, представители творческой и научной интеллигенции, ну и, само собой, товарищи из Комитета — люди, которые были голосом и стражем советской доктрины, в критический момент истории дружно сменили свои взгляды. Изучение мотивов и механизмов массового предательства, я в этом уверен, заняло бы много томов. И это было бы крайне захватывающее чтиво.

И сейчас, в семьдесят восьмом, я испытывал похожие чувства. Понимаю, что из-за Микояна. Кто следующий? Каганович? Молотов? Повтор «тридцать седьмого года»?..

О, товарищи сталинисты бы заявили, что именно для этого тридцать седьмой год и был необходим, а маоисты бы дополнили, что именно для этого нужна была великая пролетарская культурная революция. Что это просто необходимая мера. Но…

Но масштабы предательства своих идеалов и своей страны просто зашкаливали в моем будущем, и зашкаливают сейчас. Чем дальше я копаю, тем больше гнили вылезает на свет. Иногда мне кажется, что развал Союза неизбежен и не из-за внешних врагов, с ними все понятно. А вот что делать с внутренними врагами? С теми, у кого в подсознании сидит твердое убеждение в том, что «своя рубашка ближе к телу»?..

Тогда, сидя на скамье в сквере, после посещения психолога, я мысленно перебирал всех, кто «переметнулся» в лагерь наших противников.

Типичный случай: высокопоставленный партийный идеолог. Можно взять любого, хоть того же Волкогонова. Идейный генерал, политрук. Прославился трудами о советском патриотизме и о том, как нужно воспитывать воинов Советской армии. Этот настолько «рьяно» служил партии, что исписал горы бумаги, воспевая роль партии и политработников в деле поддержания боевого духа и обличая НАТО. Но стоило ветру перемениться, как он тут же принялся кропать пасквили на «уродливую» большевистскую власть. И мало того, он принялся торговать украденными архивными документами, продавая их за доллары тем самым «заклятым друзьям» из-за океана.

Примерно так же, как разоблаченный недавно Митрохин, только документы после перестройки он выносил совершенно открыто…

Поставил опустевшую кружку на ковер возле дивана. Откинулся на спинку, закинул руки за голову.

Продолжал перебирать исторические персоналии гуляевской реальности. Вот, к примеру, тот же Яковлев, Александр Николаевич. Его биография безупречна: фронтовик, борец с «идеологическими диверсантами». Он разоблачал прозападных либералов, жестко критиковал «неблагонадежных» писателей, вроде Стругацких,