Лётчик: Лётчик. На боевом курсе! Под крыльями Босфор - Владимир Владиславович Малыгин
В Европе разгорался пожар Первой мировой, в заводских цехах то вспыхивало, то настороженно затихало обсуждение доносимых газетами новостей. Собирались тесными компаниями лётчики, делились практическим опытом, травили авиационные байки.
Присутствовали на них и мы с Петром Николаевичем. Вот тут я вживую и услышал о всяческих новшествах, предлагаемых неугомонным исследователем. То возможность приделывать пилу на заднюю балку фюзеляжа для вспарывания оболочки дирижаблей, то болтающийся под самолётом трос с грузом или якорем на конце для выведения из строя вражеской авиационной техники.
Когда услышал последнее предложение, всё-таки не выдержал и чуть было не рассмеялся, с великим трудом удержался. Но, видимо, что-то этакое всё-таки вылезло на моём лице наружу, потому как тут же последовал вопрос:
– Что вы такого смешного в моём предложении увидели, Сергей Викторович? – насупился Нестеров.
– Помилуйте, Пётр Николаевич, к чему такие риски и сложности? Достаточно вместо всех этих… – я даже замялся, как бы поделикатнее обозвать эти несуразные придумки. – Так вот, достаточно будет просто поставить на самолёт пулемёт. Как его уже ставят кое-где за границей.
Моё предложение вызвало много шума и споров. К однозначному выводу не пришли, да это и не нужно. Самое главное, идею в массы подать, а там она постепенно приживётся и воплотится в дело.
– Сергей Викторович, а что вы думаете об ударе вражеского аппарата колёсами своего самолёта? – Это неугомонный Нестеров снова привлёк ко мне всеобщее внимание новым вопросом. Точно! Он же и погибнет в самом начале войны, совершив этот самый таран. Удачный, кстати. И что ему ответить? Народ вокруг безмолвствует, ждёт ответа. Всё-таки авторитет у Петра Николаевича после выполнения в воздухе своей мёртвой петли огромный, всеми признанный.
– Мысль интересная… – сразу же после этих слов пришлось сделать небольшую паузу, потому как вокруг одобрительно зашумел народ. Повысил голос: – Но крайне нежелательная.
– Поясните, поручик, – раздались со всех сторон заинтересованные голоса.
– Как сейчас у нас принято? Лётчик должен заниматься авиаразведкой. И всё! Так? Так. Вы же предлагаете вести активные боевые действия в воздухе. Заниматься уничтожением вражеских аэропланов, воздушных шаров и дирижаблей в небе. Какое же это будет уничтожение, если при таране могут погибнуть обе машины и оба лётчика? Это банальный неравнозначный размен.
– Почему неравнозначный?
– Так понимаю, что с моим первым утверждением о возможной гибели обоих самолётов после тарана никто не спорит? Кроме Петра Николаевича, само собой. Погодите, штабс-капитан, выслушайте сначала. Кто пойдёт на таран? Самый подготовленный и опытный лётчик, решительный, обладающий крепким духом. Как все вы, господа офицеры. Откуда же мы знаем, что во вражеском самолёте сидит точно такой же пилот? А вдруг там только что выпустившийся из авиашколы слушатель? Совершающий свой первый полёт? Неравнозначно? А если повреждения самолётов будут фатальны для обоих пилотов? И оба разобьются? Ведь у вас даже парашютов нет на крайний случай. А ведь при ударе наверняка последует сильный толчок. Есть огромная вероятность просто вылететь из кабины при столкновении. Многие из вас даже не пристёгиваются в кабине ремнями. Вот скажите, Пётр Николаевич, вы во время выполнения своей знаменитой мёртвой петли пристёгивались?
– Конечно.
– Так почему же в обычном полёте этого не делаете?
Ответом послужило красноречивое молчание. Как различаются по своему содержанию направленные на меня сейчас взгляды. От неприязни и откровенного презрения моей трусостью до раздумья наиболее толковой и соображающей части офицеров.
– Хотите испытать последствия тарана на себе? Так сядьте в автомобиль, разгонитесь хорошенечко и врежьтесь в кирпичную стену. Посмотрим, что с вами после такого столкновения будет.
– Но можно же повредить вражеский самолёт колёсами, ударить ими по крылу сверху.
– Можно. А если промахнётесь? Ошибётесь с расчётом? Или что, вражеский пилот так и будет по прямой лететь и под ваш таран подставляться? Нет, он тоже будет маневрировать и стараться уничтожить ваш аппарат. Поэтому лучше установить на самолёт пулемёт и просто расстрелять своего противника.
– Но это же…
– Что это же? Это враг, и вы на войне. Или вы собираетесь перед боем расшаркиваться в поклонах да руку своему противнику жать, а после извиниться за нанесённые раны, так, что ли? Вы офицеры, солдаты своей Отчизны, присягнувшие на верность Царю и Отечеству, значит, обязаны просто и без затей уничтожать врага любыми возможными способами. Чем больше вы уничтожите вражеских солдат, тем меньше они заберут наших жизней, тем быстрее война закончится. Для этого нужно самим остаться живым, а не размениваться на тараны. Учитесь стрелять в полёте, вам это скоро пригодится. И про ремни не забывайте, господа. Обидно будет вылететь из кабины во время какого-нибудь резкого манёвра и после сожалеть об этом во время свободного падения до самой земли, провожая бессильным взглядом уцелевший аэроплан противника. А земля она твёрдая и ошибок не прощает.
Я потёр свой шрам на лбу. Оглядел притихших офицеров, поднялся, попрощался со всеми коротким кивком и ушёл. Пусть задумаются, небожители, да донесут мои размышления до других. Надеюсь, что-то да в их головах останется.
На улице меня догнал Нестеров.
– Погодите, поручик. Завтра я уезжаю, хотел попрощаться. Приглашаю на дружеские посиделки.
– Куда, Пётр Николаевич?
– Да хотя бы в ближайший ресторан. Пойдёмте, посидим.
– Пойдёмте…
А почему бы и нет? Рабочий день закончился, можно и посидеть, попрощаться с капитаном. Интересно, он только со мной посиделки затеял, или ещё кто-нибудь будет?
Заняли указанный столик, сделали заказ. Кроме нас за столом никого. Вышколенный официант молча сервировал стол и испарился, чтобы тут же объявиться с запотевшим графинчиком и горячими закусками. Приняли по первой, закусили, помолчали. Вторая не задержалась, а там и третья подошла. Наконец-то немного отошёл после напряжённого разговора, расслабился. И Нестерову как-то не по себе, я же вижу. Вилкой жюльен ковыряет, почти не закусывает.
– О чём так глубоко задумались, Пётр Николаевич?
– Вернусь домой, в отставку подам. Свою мастерскую открою, буду самолёты и моторы строить.
Так, так, так…
– А что, не приняли ваш самолёт к производству?
– Отказали. И мотор мой пока никому не нужен.
– Вы погодите с отставкой, всё равно у вас её не примут. Да вы и сами своё прошение отзовёте.
– Это ещё почему? Снова меня удивить хотите, Сергей Викторович?
– Война
