Царская дорога - Дмитрий Чайка
— Осмелюсь принести к трону моего господина одну неприятность, — склонил голову купец Ахирам. — Сидонцы. Их корабли часто видят в водах около Карфагена. И они тоже пытаются торговать с ливийцами. Это прямой убыток для нас, господин. Ненавижу сидонцев.
— Э-э-э… — я совершенно растерялся. — А разве ты сам не сидонец? Ты ведь приехал в Энгоми именно оттуда.
— Кто сидонец? — глаза купца расширились до неприличных размеров. — Я? Да как я могу быть сидонцем, если я живу в Талассии, служу царю Талассии и почитаю богов Талассии? Я больше не приношу жертв Эшмуну, господин! Я молюсь Посейдону и Гермесу! Так какой же я сидонец?
— Найдем и покараем, — я рассеянно махнул рукой, и довольный купец сел. Царское слово сказано, и теперь конкуренты — это не его проблема.
Я застыл, пытаясь осознать такую простую и очевидную для всех, кроме меня самого, истину. Ведь здесь нет национального самосознания. И самих национальностей тоже нет. Ахейцы не называют себя ахейцами, а ханаанеи хаанеями. Микенцы не считают родней аркадян, а купцы Тира в упор не видят торговцев из соседнего Бейрута. Люди идентифицируют себя или по роду, или по городу, или по тому, кому они служат. Кто их цари и боги. И не нужно ничего усложнять. Как говорили мои студенты, купец Ахирам только что выдал базу. И эта база станет основой той идеологии, что ускользала от меня много месяцев. Я уже давно пытаюсь собрать из мелких кирпичиков прочный фундамент будущего государства, но пока все идет со скрипом. Моя мечта — просвещенная монархия, философы на троне, подобные Марку Аврелию. Но как совместить такое с нашими дикими временами, где даже убийство женщин и детей не является чем-то запретным? Я пока этого не знаю.
Я пытаюсь привнести в этот мир понятие греха и воздаяния, и кое-что начало получаться. Я очень рассчитываю на тех парней, что отправились учиться в Египет. Там сейчас самые головастые из всех, и среди них мой племянник Астианакт, бывший царь Трои. Он оказался весьма умен и наблюдателен. Пусть учится, ему все равно никогда не править. Лет за десять-двадцать они смогут собрать новую философскую концепцию. У меня нет ни одного Конфуция, но два десятка толковых ребят, которых я направлю в нужном направлении, способны сделать многое. Ведь концепция Маат весьма близка к конфуцианству тем, что и там, и там в основе лежит гармония и порядок.
Тут, правда, есть и существенные отличия. Маат — это порядок божественный, существующий независимо от людей, а конфуцианство — это система морали в человеческом обществе, основанная на добродетели. И то и другое просуществовало тысячелетия, дав стержень, на котором держалась цивилизация. Только вот Маат оказалась слишком статичной, а потому проиграла. Маат — это богиня, дочь Ра. Когда уничтожили египетских богов, вместе с ними пала и сама система ценностей. Конфуцианство в этом плане куда гибче и удобней. Оно вообще от богов не зависит. Оно описывает жизнь человеческого общества и дает моральные ориентиры.
Жаль, но конфуцианство в чистом виде мне тоже не подходит. Нужна система еще более гибкая и динамичная, поощряющая не только соблюдение традиций, но и отрицание традиций отживших. А такого еще ни в одной культуре не было. Разве что протестантизм с его распиаренной этикой? Тоже нет. Лицемерный постулат Жана Кальвина, что если у тебя нет денег, то бог тебя не любит, мне глубоко отвратителен. Проповедник из Женевы почему-то решил, что люди изначально разделены на тех, кому суждено спасись, и тех, кому суждено погибнуть. И что видимым мерилом избранности становится именно богатство и жизненный успех. Да, это привело к бурному развитию капитализма. Ведь каждый верил, что именно ему суждено царствие небесное, и рвал жилы, прокладывая себе путь наверх. Но только, может, в топку этот протестантизм вместе с его этикой, а? Ведь можно же попытаться сделать иное общество, основанное не только на тупом накоплении бабла и демонстративном потреблении?
— А сам-то я что сейчас делаю? — я сжал руками виски, пытаясь удержать поток мыслей, галопом несущихся в моей бедной голове. — Разве не накоплением бабла я занимаюсь сам? Нет! Точно, нет! Я строю красивые храмы, школы и стадионы. Я украшаю свои города и провожу туда воду. Я привношу новое в сельское хозяйство, спасая людей от голода. И моя казна не лопается от золота. Оно у меня очень быстро расходится по чужим карманам. Одних акведуков пять штук одновременно строят. Получается, что я, достигнув успеха сам, делюсь своим успехом с другими, делая их жизнь лучше. Получается, это и есть настоящая цель, угодная богам… Брать для того, чтобы отдать. Собрать урожай, чтобы посеять его вновь…
— Па! Ну, па! — Клеопатра дергала меня за рукав. — Все уже разошлись давно, а ты все сидишь и сидишь! Поехали на лошадках кататься. Я еще одну пятерку получила.
* * *
Месяц четвертый, Пенорожденной Владычице посвященный, повелительнице змей, победы приносящей. Сиракузы.
Если нельзя, но очень хочется, то можно. Эта старая истина как нельзя лучше подходит к моей ситуации. Сидеть в Энгоми мне больше незачем, все накопившиеся вопросы я решил за зиму, а новые проблемы накопиться еще не успели. Жизнь тут слишком медленна, чтобы обрабатывать информацию в реальном времени. В хорошие времена царь может выпасть из жизни на несколько месяцев, и никто этого даже не заметит. А сейчас на дворе именно хорошие времена. Вот поэтому я и рискнул выйти в море в апреле, хотя период для плавания отнюдь не идеальный.
Бездельничать в дороге мне не пришлось. Непрерывные пьянки с вассальными царьками — это тоже работа, и довольно непростая, для здоровья неполезная. Один Крит, на минуточку, триста пятьдесят километров в длину. Нужно зайти к каждому, чтобы не обидеть. А еще есть Китера и Пилос. Пилос! Я даже вздрогнул, вспомнив неделю, проведенную там в непрерывном угаре. Мувасе, после того как он перебил всех мятежников, живется там откровенно тоскливо. Сотня наложниц наскучила ему как-то очень быстро, и он отослал
