Боярышня Евдокия 4 - Юлия Викторовна Меллер

— Но, если я поставлю князю подножку, то он скорее сломает мне ногу, чем упадёт, — кусая губы, засомневалась Дуня.

— Боярышня, — Даринка приняла чопорный вид, — при всём моём уважении к нашему любимому Ивану Вячеславичу, но он тебя нехорошему учит, — выдала она.

Дуне показалось, что перед ней стоит Василиса, настолько точно Даринка скопировала её жесты.

— Надо, чтобы князь сам упал, — перешла девица на заговорщический тон и для пущей важности повторила: — Сам!

— Лестницу водой облить, что ли? — возмутилась Дуня и поняла, что да, облить.

— А если убьётся? — не согласилась она с собой.

— Ты его вылечишь, — без тени сомнений ответила Даринка.

— А если насовсем? — всё ещё сопротивляясь, боярышня скептически оглядывала лестницу.

— Ну с чего ему убиваться? — искренне удивилась Даринка. — Шмякнется задом — и всё!

— Да ты злыдня! — зашипела на неё боярышня, но её глаза уже высматривали посторонних у колодца. Сейчас там было пусто. — Беги за водой, — решилась она, — польём последнюю ступеньку, чтобы безопасно было.

Как назло, стоило Даринке набрать воды, как во двор вышли слуги. Девушка сделала вид, что несёт ведро по поручению и «поскользнулась» возле крыльца. Растекшаяся вода быстро замерзала и превращалась в ледяную площадку перед ступеньками.

Евдокия для вида поругала свою сопровождающую, поохала и с озабоченным выражением лица разгладила ножкой ледяные неровности и осталась ждать выхода князя. На её глазах несколько человек поскользнулось и упало, ещё сильнее сглаживая лёд. Девушки посочувствовали им и с большим нетерпением поджидали Юрия Васильевича, опасаясь, что вот-вот ледяной мини - каток засыплют песком.

Наконец князь появился и, вдохнув полной грудью морозный воздух, быстро сбежал со ступенек, не удержался на раскатанной площадке и упал. Сопровождавшие его ломанулись поднимать своего князя, но Дуня с Даринкой оказались расторопнее.

— Ой, княже! Да как же это! — засуетилась Евдокия. — Ой, держись за меня! Ой, тут все падают… — стукнув его по ступне и повторно валя на лёд, она не удержалась на ногах и повалилась сверху, — …ой.

Нисколечко не смущаясь, уперевшись коленями в его живот, она изобразила попытку поднять его за грудки, а сама вгляделась ему в глаза, но тут сверху рухнула Даринка. Из-за этой коровы Дуня ударилась носом о княжий лоб и страдальчески охнула. В таких условиях ничего невозможно было разглядеть, а князь начал болезненно охать и смеяться.

— Да что б вас всех, — пыхтела Дуня, пытаясь схватиться за пострадавший нос и спихнуть с себя Даринку. Князь страдальчески ойкнул, дёрнулся, а после свернулся в позу эмбриона, скидывая девиц с себя.

Евдокия быстро изменила план действий. Она обмякла по примеру Еленки и смиренно ждала, когда князь наклонится над ней, чтобы поднять.

Рядом охнула Даринка, изображая слабость и Дуня догадалась, что девица перекрывает дорогу иным спасателям.

— Боярышня, ты не ушиблась? — наклоняясь, ласково спросил князь — и Евдокия смогла заглянуть ему в глаза. Зрачок был огромным и из-за этого глаза мужчины казались завораживающими.

— Ничего, княже… — слабым голосом промямлила она, — прости за неловкость.

Юрий Васильевич улыбнулся, помог ей подняться и предложил поспешить, чтобы не опоздать на заутреню. Дуня успела заметить, что у князя сухие губы и он их нещадно обкусывает. У неё тоже, бывало такое, когда дома жарко топят, но также сухие губы были одним из признаков отравления.

— Евдокия Вячеславна, ну ч ё там с глазами? — как только схлынула толпа, полезла с вопросами Даринка.

— Это тайна следствия, — проворчала боярышня, ощупывая свой нос.

— Э-э-э, так я ж в следствии участвовала…

— Ты лицо без допуска к тайнам, — отрезала Евдокия, поняв, что нос ещё болит.

— Боярышня, а кто даёт этот допуск?

— Отстань, идём на заутреню.

Ворча, Даринка поспешила за Евдокией Вячеславной. Любопытство не отпускало её, и она всю заутреню думала о правильных и неправильных глазах. Эти мысли не отпустили её за завтраком, а когда боярышня отправилась погулять на речку, оставив её следить за пришедшими конопатчиками, Даринка решила написать Ладе о глазах. Она рассудила, что Лада училась у лекарки и должна знать наверняка. Вместе с окончанием работы конопатчиков было дописано письмо, а вскоре и отослано.

Дуня же в компании брата и сопровождающих прогулялась до речки, посмотрела, как тренируются игроки, покаталась на саночках и утомилась. Драйва не было. Может, пресытилась, а может,роящиеся в голове домыслы мешали радоваться.

Не давала покоя закравшаяся мысль, что Юрий Васильевич является обычным алкоголиком и нет никакого заговора. Выпивает по утрам по кубку медовухи и улыбается всем, а потом у него отходняк! Он же ни на кого не кидается, не дерётся, а наоборот, приветлив и счастлив по утрам, а потом… сварлив, гневлив, что тоже вписывается в княжеский образ. А ещё эта непонятная любовь из прошлого, которой сто лет в обед.

Евдокия досадливо поморщилась, ругая себя за то, что зациклилась на сплетнях. Но выстраивать логические цепочки у неё не особо получалось. То есть, ей думалось, что получалось, а потом оказывалось, что она массу всего не учла. Признавать ошибки Дуня умела и поэтому положилась на нюх народа. А опрашиваемые сами вспоминали давнюю историю, хотя не понимали, почему вдруг вытягивали её на свет.

Дуня никак не могла понять, мается она дурью или всё же суёт палку в муравейник. Ничего не решив, поискала глазами брата. Ванюшка с радостными воплями разбегался и катился по льду на ногах.

Съехав в последний раз с высокого берега на саночках, Евдокия прошлась по речному льду туда-сюда, посмотрела вдаль, оценила перспективу и улыбнулась.

— Дунь, у тебя коса от слюней заледенела, — услышала она Ванюшку.

— Как это?

— Ты её сосешь, она мокнет и леденеет.

— Ничего я не… тьфу на тебя, — посмотрела на кончик косы, а он правда превратился в сосульку.

— А чего ты придумала?

— Ничего.

— Ну и ладно, а я с ребятами сговорился клюшковать. Придёшь орать за нас?

— Приду.

Довольный брат убежал делиться появлением болельщика у их команды. Слово «болельщик» не прижилось, а вот выражение «стоять за» или «орать за команду» использовалось.

Дуня посмотрела на Гришаню с воями, порадовалась, что Юрята не захотел оставаться на речке и вернулся к княжьему двору, и велела везти её на рынок.