Ленька-карьерист - Виктор Коллингвуд
И Сталин, видя, что мои прошлые прогнозы сбылись, несмотря на неизбежные финансовые потери, на этот раз согласился,
Эффект превзошел все ожидания: по стране из уст в уста передавалась новость: Советская власть не бросила, Советская власть помогла. Да, пайки были урезаны, вновь ввели карточки, но голода — настоящего, с опухшими детьми и людоедством — не случилось. А в деревнях крестьяне впервые за много лет не боялись, что завтра придут и отберут последнее, и охотно делились друг с другом, выручая соседей. Власть, которая еще недавно казалась безжалостным молохом, вдруг обрела человеческое лицо, и ее авторитет в народе — реальный, а не бумажный авторитет, заметно вырос. Люди видели, что государство может не только карать и отбирать, но и помогать и спасать.
В тени большой финансовой бури и экономических прорывов шла другая, незаметная, но не менее важная работа. Мой радиофакультет в Бауманке, созданный когда-то на голом энтузиазме, выжил и расцвел. Из студенческого кружка, где гениальные одиночки вроде Лосева паяли на коленях свои «кристадины», он превратился в научный центр.
А к 1933 году произошло то, чего я и добивался: от факультета «отпочковалась» новая, самостоятельная ветвь — Особое конструкторское бюро № 5, или, как его для краткости называли в документах, ОКБ-5. Ему тут же выделили отдельное здание, щедрое финансирование по линии Наркомата обороны и почти неограниченные полномочия в своей сфере. Я, как куратор всей научно-технической отрасли в ЦК, конечно, держал его под своим патронажем.
Именно в этом ОКБ, в его гулких лабораториях, пахнущих озоном и канифолью, творилось настоящее будущее.
Прежде всего, первой «темой» стало создание первой по-настоящему портативной войсковой рации. До этого радиосвязь в войсках осуществлялась посредством громоздких ящиков, для перевозки которых необходима была целая автомашина или повозка. Наши ребята, во главе с Лосевым, молодым, энергичным инженером, которого я переманил из Нижнего Новгорода, создали аппарат размером с ранец. Рация «Север», как ее называли, работала на батареях, обеспечивая устойчивую связь на несколько километров, и была проста в применении, как телефон. Это была важнейшая предпосылка для революции в управлении войсками.
Но рации были лишь видимой верхушкой айсберга. Главные успехи еще вызревали в тиши лабораторий. Олег Лосев получил в свое распоряжение целый отдел и полную свободу действий. Его гений, усиленный материальными средствами и мозгами других инженеров, расцвел. Отказавшись от тупикового, как он сам столкнулся, пути применения цокольных вакуумных ламп — громоздких, хрупких и энергозатратных, — он с головой ушел в изучение таинственного мира полупроводников. В его лаборатории, работавшей с кристаллами германия и кремния, научились создавать полупроводниковые диоды и триоды — те самые транзисторы, которые в моей последней жизни появились лишь после войны. Эти крошечные, твердотельные устройства открыли невероятные перспективы: миниатюризация радиоаппаратуры, создание сверхчувствительных приемников и, главное, — путь к совершенно новому классу машин.
Именно на основе разработок Лосева в соседнем отделе ОКБ-5 уже кипела работа над быстродействующей счетной машиной. ЭВМ — это нервная система будущей экономики. Она нужна абсолютно везде: для баллистических расчетов, планирования операций, расшифровки кодов, для управления плановым производством.
Проект возглавил молодой математик, которого я нашел в Академии наук — талантливый молодой человек с холодным, логическим умом и даром предвидения. Их машина, занимавшая целую комнату и состоящая из тысяч мерцающих лампочек и переключающих реле (транзисторы Лосева были еще слишком дорогими и ненадежными для такого масштаба), была далека от персональных компьютеров моего времени. Но она работала и могла за считанные минуты производить расчеты, на которые у целого штата «счетчиц» с арифмометрами ушли бы недели.
Я приходил в ОКБ-5 вечером, без свиты и отзывов. Бродил по гулким коридорам, вдыхал этот ни с чем несравнимый запах зарождающегося будущего. Я смотрел на сосредоточенные лица инженеров, склонившихся над осциллографами, на мерцающие огни прототипа компьютера, и понимал, что именно здесь, а не в кабинетах на Старой площади, закладывается фундамент грядущей победы.
Моя задача была проста: оберегать этих людей от бюрократов, выбивая для них дефицитные материалы, уберегая от косых взглядов чекистов, вечно ищущих везде «вредителей». Я был их щитом, их «крышей», их связью с большой властью.
Они не знали, откуда у меня такие точные и порой пророческие идеи. Для них я был просто хорошим руководителем, начальником, который понимал их с полуслова и всегда был на их стороне. А я, глядя на эту работу, чувствовал себя путешественником во времени, получившим невероятный шанс подтолкнуть историю, помочь ей срезать острые углы и быстрее выйти на правильную дорогу. И каждый новый щелчок реле в счетной машине, новая собранная рация «Север» были для меня подтверждением того, что я на верном пути.
В 1933 году закончилось создание и системы МТС — она стала, зримой и осязаемой реальностью. По всей стране, от Украины до Дальнего Востока, возникло множество промышленных островков, несущих прогресс в бескрайнее крестьянское море. Укомплектованные новыми, надежными тракторами, собранными на заводах, получивших станки от ЭНИМСа, и имеющими рембазы с нашими универсальными станками, МТС превратились в становой хребет сельского хозяйства, центры технической грамотности, школы для вчерашних пахарей, которые садились теперь за рычаги стальных коней. Моя идея сработала: централизованное, грамотное использование техники оказалось на порядок эффективнее, чем если бы эти же трактора были просто розданы по колхозам, где их бы неминуемо «угробили» за один сезон.
Успехи в деревне, усиленные бурным ростом промышленности и технологическими прорывами в данных отраслях, сказались и на моем положении. Тихо и незаметно, без громких назначений и публичных похвал, мой авторитет в аппарате ЦК вырос до немыслимых еще год назад высот. Когда я входил в кабинет на Старой площади, со мной здоровались за руку. Мое мнение по техническим и экономическим вопросам теперь имело вес, сравнимый с мнениями таких титанов, как Каганович или Молотов. Со «старыми товарищами» у меня сложился некий творческий симбиоз: они занимаются идеологией, партийным строительством, карательными органами, я же стал олицетворением другой, новой силы — технологий, проектирования, индустриальной мощи. Сталин, воочию убедившись в том, что мои проекты приносят настоящие, осязаемые плоды, все чаще привлекал меня к обсуждению ключевых вопросов пятилетки. Надо заметить, Хозяин никогда публично меня не хвалил, но при этом, всегда очень внимательно слушал меня, не перебивая и задавая много уточняющих вопросов, и часто
