Солдат трех императоров - Виктор Сергеевич Мишин

До Калуги хоть и добирались в спешке, началось потепление и снег сделался липким и вязким, но все же очень долго. Останавливались в больших селах, не хотелось провоцировать местных на преступление, поэтому в деревушках на три дома и полтора сарая предпочитали не задерживаться. Кто его знает, проснешься ли поутру? А в больших селах, с церквами, мы легко находили приют и ночлег у местных попов. Уж если и святой отец решится на непотребство, то хоть сам стреляйся.

Что удивительно, мы везде находили нормальную еду, вообще везде. Попы чаще всего даже денег не брали, в таких случаях мы делали хорошие пожертвования на храм, за что дополнительно получали благословения. Святые отцы поражали как внешними видом, так и рассудительностью, по сравнению с будущим разница поразительная. Рассуждения старцев, а ни одного молодого нам пока не попалось, даже нравились, мы с денщиком с удовольствием ходили на службы, почему бы и нет.

– Ну, что, Василий Николаевич, куда дольше? – В Калуге мы хорошо так расторговались, отдохнули и, закупив необходимые вещи, собирались в дальнейший поход.

– На Москву пойдем, дружище, – заключил я, – но заезжать, думаю, не будем, там, наверное, одна разруха сейчас, все же древней столице досталось в войну.

Мы и сейчас, под Калугой, уже встречаем следы войны, а что происходит под Москвой, откуда война ушла совсем недавно, даже и думать не хочется. Мое «но» заключало в себе решение двигаться вокруг Москвы, обходя город с востока. Нам банально не найти пропитания в местности, по которой прошлись катком две армии.

– Пойдем длинным путем.

– Это как? – с интересом глядел на меня денщик.

– Вокруг пойдем, но с другой стороны.

Однако… Как же долго в этом времени проходят путешествия по нашей необъятной родине… Даже Ефимыч, с восторгом принявший наше путешествие, сломался и запросил отдыха. Да и не удивительно, я и сам был вымотан, как колхозная кляча, поэтому, когда мы через Серпухов, Подольск и Мытищи добрались до Сергиева Посада, я безропотно принял предложение денщика об отдыхе. И не зря. Лавра и сейчас впечатляла, а вот сам городок совсем не тот, деревня. Хотя чего я удивляюсь, сейчас и Москва ничуть не лучше, а может, прямо сейчас даже хуже, ибо сожгли ее.

В лавре меня, как отставного воина, взяли за жабры святые отцы, настойчиво уговаривая покаяться, и я неслабо обалдел от предложения принять постриг.

– Душа твоя, воин, как и тело, все в ранах, покайся, и Господь милостив, простит тебе твои великие грехи, – напутствовал меня старый, с лицом, испещренным глубокими морщинами, поп. Какой-то он неправильный, где ж это видано, чтобы воина, защищавшего отечество, уличали в грехах?

– Спасибо на добром слове, святой отец, я подумаю, не готов еще, – уклончиво отвечал я. Еле сдержался, брякнул бы ему сейчас о том, что не чувствую за собой каких-либо грехов, и все, выгонят из обители, да еще и проклянут напоследок. Все же в этом времени ссориться с церковниками не стоит, мало ли…

Отдыхали, ожидая заодно караван до Углича. Из Москвы туда часто ходят купцы, а их оберегает нанятая дружина, блин, как в средневековье просто, но и без этого никуда, в людишках, охочих до чужого добра, недостатка нет. Бедно живут люди сейчас, очень бедно, а уж после только что отгремевшей войны… Эх, по разговорам, что ведутся везде и всюду, выходит, что в Москве сейчас вообще никого нет, ибо жрать нечего.

Караван местные собрали к концу месяца, объяснив, что из Владимира подойдут еще люди, тогда и пойдем, все вместе, около тридцати подвод соберется, силища, по словам местных. Меня немного напрягали такие сборы, мы вон вдвоем полстраны проехали, и вроде как нормально. Ну да, отмахались от одной группы бандитов, но ведь это фигня… Так и высказался в разговоре с одним из купцов, от которого и узнал о караванах вообще.

– Э, парень, так ты ж военный! Пусть без руки, но военный. Мы ж людишки простые, как ружжо в руках держать знаем, а толку? Пальнем все по разу, дай бог, если хоть куда-то попадем, оставшиеся нас и порешат. Для того и собираем большие ватаги и отставников набираем, в охрану. Те с инвалидного дома, нищенствуют за копейку, а так и нам хорошо, и мужичкам, бывшим солдатикам, дело даем, они с каравана возвращаются с деньгами, а у многих жены, дети…

– Я понял, – кивнул я, соглашаясь.

Действительно, в инвалидных домах содержание не так уж чтобы вообще нищенское, но и не пошикуешь, к тому же увечные там все до единого, а умений каких-то, окромя военных навыков, нет, вот и подряжаются к торговому люду. Что ж, думаю, правильно, вероятность погибнуть, конечно, есть, но зато не пьют горькую без устали, а при деле и, Бог даст, при деньгах вернутся. Все же не через моря ходить, не через чужие поселения, где из-под каждого куста стреляют или режут, все же здесь наша земля.

– Сколько нам еще, Василий Николаевич? – спросил денщик, заведя разговор буквально через час после отъезда из Сергиева Посада.

– Думаю, если купцы телиться не станут, все ж обоз огромный, с какой скоростью пойдет, бог их знает, то через недельку будем дома. В смысле придем туда, куда собирались.

– А что будет там, вашвыскабродь? – вот всегда, как начинает Ефимыч думать и тревожиться, так выскакивает у него уставщина просто на автомате.

– Да, – я ненадолго задумался, но быстро ответил, – жить будем, Фрол Ефимович. Жить.

Да, я уже думал над этим, признаюсь, сначала, как только осознал, что я больше не в армии, немного струхнул, ну, правда, где я, а где мирная жизнь, после всего того, что пришлось пережить. Но почти сразу я осознал, что именно сейчас, именно здесь, в этом отсталом пока еще мире получил возможность просто жить. Конечно, тут огромную роль играет моя выслуга, точнее даже статус. Я выслужил дворянство, а в это время оно абсолютно меняет течение и ход жизни. Ведь как, вернись я из армии простым солдатом, и что, долго ли, со всеми своими умениями и тараканами в голове, сумею прожить, будучи бесправным крестьянином? Да сто процентов, завалил бы какого-нибудь управляющего, а то и самого барина в том месте, где пришлось бы жить, и все, минимум каторга. Дворянство же меняло