Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Пьёт он, государь. Очень уж его неудачи озлобили… — мрачно буркнул Новиков, — А человек дюже талантливый, да и придумок у него множество — с ним шибко быстрее дела пойдут. А вот тебя увидел — теперь про пьянство и забудет! Окрылил ты его — умеешь ты это делать, Павел Петрович…
— Ясно… Послушай, Николай Иванович, вроде бы твой Афиноген три раза разорился, а говорил он только про два. В его деле подробностей не хватает… — напоследок почему-то вспомнил я.
— Так, государь, он же от огорчения от книг почти отошёл! Волшебным фонарём заинтересовался… Всё мечтал, чтобы в каждой деревне как в большом городе развлечения да просвещение были…Тоже всё удешевить пытался, у него даже вроде бы получилось, но денег не хватило, а общество поручаться за него отказалось — сколько раз уже прогорал.
— Что? Удешевить «Волшебный фонарь»? Как? — мысль пронзила меня словно раскалённый гвоздь.
— Вроде хотел он использовать какую-то смолу, Житинского, что ли… Не интересовался, я государь! — покачал головой печатник.
— Смола Житовецкого?
— Может, и Житовецкого… Не интересовался я! — повторил Новиков, — Мне больше про печать важно было…
Волшебный фонарь — был очень популярным развлечением в городах всей Европы, вокруг представлений, показываемых в этих балаганах, уже развернулась, пусть и небольшая, но весьма сложная промышленность, и Россия уверенно занимала здесь первые места. Это стало главным развлечением горожан, далеко опередив прочие. Однако проекционное оборудование было очень дорогим, для использования дымовых машин, которые создавали экраны для показа изображения, требовались специальные системы вентиляции. Кроме этого, смотровые хоромы, которые, кстати, в Европе таки и назывались, «хоромы», должны были предусматривать размещение оркестра, сами картинки делались вручную, а стёкла, на которые они наносились, легко бились…
В общем, доступны данные представления были только городским жителям, причём почти исключительно достаточно больших и богатых населённых пунктов, могущих себе позволить роскошь строительства и содержания подобных театров. А других столь высокого уровня развлечений, к тому же легко и быстро внушающих требуемые мысли, в мире сейчас не было. Пусть в России подобные представления давались уже почти в сотне городов, но их явно не хватало, а заботиться о досуге своих подданных я был вынужден — людям требовалось развлечение, бороться с этим было бессмысленно, так что я предпочёл данный процесс возглавить.
К тому же эта предтеча кино была бы лучшим средством ещё малоиспользуемой пока пропаганды, и только высокая стоимость оного препятствовала его развитию. Увеличив количество фонарных хором, я бы мог проще пробиваться не только к сознанию, но и к чувствам своих подданных, подталкивая их в требуемом направлении.
Да что там, только родные просторы! При учёте того, что даже медленная литература стала одним из важнейших ключей к внедрению положительного образа России в мире, удешевление и проникновение в массы Волшебного фонаря могло дать ещё больший эффект. Можно было попытаться полностью управлять общественным мнением, как минимум в Европе.
Да и про заработок забывать не стоило. У нас действовало уже почти полтора десятка предприятий, занимавшихся производством сложного оборудования и выпуском так называемых фантасмагорий, причём только три из них были в ведомстве Императорского приказа. Сейчас их работа давала нам небольшой, но вполне достойный доход, а если бы можно было резко увеличить количество продаваемой продукции…
Я давно мечтал о подобном, но отсутствовали нужные технологии, не было подлинных энтузиастов… Многие брались за решение этой задачи, но быстро теряли пыл и тонули в делах текущих. Я бы хотел подтолкнуть прогресс в этой сфере, да не знал, с какой стороны за это браться. Даже смолу Житовецкого я видел, но уж больно этот продукт бессистемных экспериментов не был похож на прозрачную плёнку, на которой в будущем поднялся Голливуд. А вот теперь я случайно узнаю́ про какого-то человека, решительно опережавшего время и страдавшего от такого разрыва между желаниями и возможностями…
В общем, Редкокаша получил средства и ресурсы для реализации своих фантазий, а я стал его покровителем, со спокойствием и сочувствием принимавшим его неудачи, с радостью и похвалой относившимся к его победам.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Совершенно необходимо, чтобы Вы, Павел Иванович, переехали в одну из усадеб местных дворян, что предлагается к Вашим услугам! Дорога вместе с армией может усугубить Вашу болезнь и даже привести к смерти! — размахивал руками Сарычев довольно забавно, но сама ситуация к улыбкам нисколько не располагала, — Окольничие нашли достаточно желающих принять наших раненных до их полного выздоровления, а потом помочь им добраться до русских земель! Множество солдат и офицеров согласилось, а Вы тут сопротивляетесь! Будто маленький!
— Да я вполне здоров! — мрачно отбивался Никитин, — Голова уже почти не болит, да и ходить уже начал! Зачем мне оставаться в какой-нибудь усадьбе?
— Здоров? — взвился Сарычев, — Да вчера Вы так упали, что открылась рана на плече! Вам необходим покой! Ещё месяц-другой и Вы сможете не бояться дорого — тогда отправитесь домой…
— Не хочу я, Селифан Демидович! — взмолился поручик, — Вон и Поздняков уходит с обозом! А он же тоже тяжело ранен!
— Не сравнивайте себя с этим попрыгуном. — усмехнулся лекарь, быстро уставший спорить, — Поздняков уже недели две пытается сбежать в город в поисках женского пола да читает вирши свои просто непрерывно. Пусть стихи у капитана неплохи, но он всем надоел настолько, что из госпиталя его всё одно гнать собирались. А вот у вас дела не столь хороши…
— Селифан Демидович! Ну, привяжите меня к лошади! Я же кавалерист! Я в седле не устаю! — Никитин всё ещё надеялся уговорить лекаря, — Полк без меня ушёл! Хоть от армии меня не отлучайте!
— Голубчик! — молитвенно сложил руки Сарычев, — Я бы с радостью! Да и окольничие меня бы поблагодарили, что армейскую казну берегу. Но никак нельзя! Помереть можете, а это я допустить не в силах!
— А коли они меня французам или австрийцам продадут? — уже почти смирился офицер, — Откуда я знаю этих вашим местных дворян-то…
— Им выгоды от этого никакой нет, голубчик. Им по расписке за Вас живого целых сто рублей золотом
