Один ленивый мальчик - Александр Бельский
Крюк помочился на окончательно мёртвых Измененных в погребе, затем укрыл какими-то дерюгами погибших товарищей и полез наверх. Он выглядел каким-то слегка невменяемым. Глаза его заплыли в щелочки и налились фиолетовыми синяками. Баи едва не сорвался с верёвки, и с трудом выбрался на пол первого этажа. Его тут же скрутило в дугу и стошнило. Похоже, по голове ему досталось сильнее, чем это казалось вначале. Доковыляв до раненых, которых Тутмос устроил под стеной, заботливо подложив им под головы сумки незадачливых искателей сокровищ, те, что помягче, Баи выудил из этих сумок еще одну флягу. Заметив взгляд Хори, он прохрипел:
— Это вода, — набрал пару глотков в рот, прополоскал и выплюнул. Затем уже напился вдосталь, и, словно это отняло у него последние силы, сьехал, царапая спину об неровную стену на корточки, а затем улёгся рядом с ранеными и, похоже, потерял сознание или заснул.
— Я бы тоже не отказался упасть и уснуть, — пробормотал рядом десятник.
Они тяжело, словно не доверяя до конца усталым телам, уселись.
— А я дико хочу есть… Странно, да? Только что я умирал от усталости… И запах… От тебя пахнет, как от старого козла, от меня — не лучше, вокруг вонь от Потерянных, гарь, дерьмо, кровь…
А я жрать хочу! Прямо здесь и съел бы чего, не обращая внимания на всё это. И сил всё равно нет — руки дрожат, позвоночник будто вынули. Не тело — глина жидкая, ил из Хапи. И сердце — стучит-стучит, а мыслей в нём нет никаких. А в суставах жар, который по жилам течёт холодом и слабостью. Нет, ну странно же?
— Это твой первый бой… И даже не с людьми, тут противник ещё похуже был. Я свой первый бой и не запомнил даже, да и не понял ничего, хорошо, хоть жив остался. А пожрать… Тут ты прав, пожалуй. Я бы тоже не отказался. Только вот нам нельзя пока сейчас расслабляться. Всех живых надо вытащить из башни, и за ранеными приглядеть. Да и за всеми нами — вдруг где маленькая царапина — и всё. Я лучше уйду как Ренеф, чем как Анхи. Так что надо будет нам всем держаться в светлом месте и под приглядом.
— В светлом? Да уж, поди, солнце встало. Я дивлюсь, что ещё никто не прибежал…
— Хм… Как ты думаешь, а сколько прошло времени с той минуты, когда мы не нашли часовых?
— Полночи… Ну, часа четыре точно прошло!
— Ха! От силы час. А скорее, даже меньше.
— Не может быть!
Нехти помолчал. Он долго глядел на факел, словно в его огне пытаясь углядеть ответ на беспркоящие его вопросы. Затем обратился к Хори:
— У нас бы факелы за четыре часа уже все прогорели. Но я хотел сказать тебе другое…Сейчас у нас в сердцах пусто, как в барабане. Но, прошу тебя, прежде чем ты примешь решение о том, что делать дальше, поговори со мной с глазу на глаз. Это важно. Мне сдается, что и у жреца, и у писца, и у негров — у всех свои тайны и свои резоны. И надо крепко всё обдумать, чтобы остаться живыми.
Хори кивнул. Говорить сейчас силы и в самом деле не было — словно с последними его словами она, почти целиком растраченная в бою и после, в подвале, окончательно выплеснулись из него.
Лёгкий шум внизу и потрескивание веревки подсказали, что возвращаются следопыты, а волна смрада от них подтвердила это чуть позже. Иштек, похоже, её уже и не замечал — ещё недавно постоянно обнюхивавший себя и моющийся при первой возможности долговязый маджай рухнул рядом с ними, не обращая на свою вонь ни малейшего внимания. Углядев флягу Баи, он бесцеремонно дотянулся до неё, напился и протянул её севшему на корточки напротив Туру. Тот благодарно кивнул и неторопливыми маленькими глотками стал пить.
— Похоже, мы разобрались со следами, как и что там произошло. Говорить сейчас или потом всем вместе сразу рассказывать? — Иштек явно имел в виду жреца и прочих участников их ночного совета.
— Скажи сейчас, — проклекотал пересохшим вновь ртом Хори.
— Мы все живы сейчас благодаря тому бывшему негру, что напал на командира. Их всех затолкали туда связаных, восемь человек, и все они упирались и сопротивлялись. Там им ещё и ноги связали. Затем привели ещё двоих, пока ещё не превращенных, но уже зачарованых или опоённых зельем, это ясно по следам их и тех, кто их вёл — они не сопротивлялись, но брели как во сне. Их окончательно заколдовали, сделали Потерявшими душу каким-то ритуалом, и, как детям тем, перерезали горло. Затем замуровали стену. Тот негр, огромный, видно, понимал, что будет, и боролся до конца. Добрый воин — он не потерял разум, и смог сам порвать путы. Это видно по его рукам, он их не щадил. После он в темноте начал освобождать других. Он успел развязать одного полностью, а второму только лишь руки, когда Проклятые души начали восставать. Развязаные негром пытались освободить ещё и других, а негр тот бился во тьме с неупокоенными. Всего освободились целиком четверо, в том числе и тот, кому негр успел только руки освободить, у пятого были развязаны руки, а у шестого ноги. Они, как могли, кинулись помогать негру. Троих Потерявшие душу успели убить — они хоть и медленные были сразу после поднятия, но, видно, тьма им не помеха. Убили негра того большого, женщину и мужчину со связаными руками, но негр успел таки проломить одному восставшему голову, прежде чем умер сам. Второго добили вторая женщина, мужчина со связаными ногами и последний из освободившихся. Он как раз и проломил голову второму восставшему, а мужчина со связаными ногами вцепился в ноги умертвию. Женщина тоже била тварь по голове, но случайно в темноте убила и мужчину со связаными ногами. Она попала ему в висок, но он потом все же восстал неупокоенной душой. Скорее всего, он уже был покусан и умирал, и её удар просто совпал с его смертью, иначе не знаю — как бы он восстал? Оставшиеся женщина и мужчина были сильно изранены и быстро умерли, не успев освободить последних