Пробуждение древних сил - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Говорили, что он родился в чреве самой земли, когда звёзды ещё были молоды, и питался страхами и воспоминаниями, опускаясь в глубины туманных трясин, пока не стал частью их. Болото стало его телом. Тина – его кожей. А ил – его кровью. Когда он просыпался, люди забывали имена своих детей. Реки начинали течь вспять. И даже духовные звери превращались в сгустки безликой плоти, если вдыхали пары болот, где Он раскрывал дыхание.

Его Первое Пробуждение случилось, как утверждали найденные свитки, во времена Пятой Луны Ушедших Богов, когда по земле ещё ходили наследники Истинных Богов-культиваторов. Тогда в болотах исчез целый город – Го Мэй. Из песен, сказаний и хроник – тоже исчез. Даже духи памяти не могли вспомнить, что там было. Осталась только одна статуя, из чернёного мрамора и нефрита, указывающая на север. На её спине было вырезано:

"Мы были. Он был. Он всё ещё здесь."

Это существо не обладало боевыми техниками, как обычные духовные звери. Оно владело забвением. Искажением реальности. Тяжестью сна, которая подавляла сознание и превращала разум в ил. Говорили, что его дыхание может стереть твою технику из памяти. Что прикосновение его слизистых отростков может расщепить твоё ядро. И что каждое слово, сказанное рядом с его сердцем, становится частью его воли.

Почему он спит? Последний великий Бог, по имени Йонгму – Тот, Кто Зажёг Шестое Солнце, не смог убить его. Вместо этого, он заточил существо в сон, наложив Печать Забвения из Семи Зеркал, расставленных вокруг самых гиблых болот на востоке Поднебесной Империи. Считалось, что если три из этих зеркал треснут, дыхание Господина снова прорвётся. И тогда не только болота, но и вся земля станет зыбкой.

Хроника, где это было записано, была обнаружена в подвальных архивах Обители Тысячи Глаз, храма, уничтоженного в Эпоху Молчаливых Молний. Фрагменты текста сохранены в Свитке Изломанных Воспоминаний, который ныне хранится в библиотеке Семьи Лин – но его истинный смысл до сих пор был неизвестен.

Когда Андрей получил от семьи Лин расшифровку этой хроники, то он понял, что Существо, пробудившееся в болотах – не просто зверь. Это не дух. И даже не чудовище в обычном понимании. Это – сама концепция Искажения. Само Забвение. Мрак до Имен. И самое главное – оно не умерло. Оно спит. Но дышит.

………..

Это был очередной тихий вечер в горах. Солнце лениво скользило по изгибам острых хребтов, освещая мраморную белизну облаков, будто вырезанных из нефрита. Над долиной скользил лёгкий туман, и в этом прозрачном свете Цзяолин – теперь уже дракон с гибким, сверкающим телом цвета расплавленного янтаря и алого нефрита – мирно отдыхала, свернувшись кольцами на одной из висячих скал, словно часть ландшафта. Но внезапно её зрачки сузились.

Она подняла голову. Очень медленно. Уши, прежде прижатые, насторожились. Драконьи усы дернулись, будто в теле вдруг прошёл слабый, но резкий импульс. Цзяолин застыла, словно в неё ударила невидимая нота. Андрей, находившийся рядом, занимался настройкой новых ограничительных печатей, но тут же почувствовал волнообразный отклик через духовную связь. Идущий из глубин. Мерзко-медленный. Словно нечто тянулось снизу – не лапами, не когтями, а присутствием.

– Цзяолин? – Еле слышно позвал он.

В ответ – только дрожь. Она не могла ответить. И тогда он почувствовал это сам. Не силу. Не угрозу. А дыхание. Но не как поток воздуха, а влияние, которое врывалось в сознание, как вязкий, тяжёлый туман. Слова путались. Память словно стягивалась в сгустки. На миг он сам едва не забыл, зачем он здесь.

"Имя… Я… где…"

Но Цзяолин зарычала. Громко, глухо, будто грохот в гроте. И с этим звуком все чужие нити исчезли. Она разорвала духовную связь, прежде чем та была захвачена. Ударила когтями по скале и, развернувшись, спикировала к озеру – как будто пыталась смыть с себя налёт чужого сна. Андрей, ошарашенный, лишь выдохнул:

– Это был… Он?

Он – тот, кто не имеет имени, тот, кто дышит в болотах.

В ту же ночь, среди ароматов трав, которые едва маскировали резкий запах тревоги, Андрей начал работать. Он вытащил все возможные старые свитки, и даже из разрушенных обителей. Перечитал описания зеркал, использованных Богами, чтобы изолировать дыхание Спящего.

"Не сражайся с ним силой. Не прикрывайся волей. Отзеркаль. Преврати отражение в стену. И не смотри вглубь."

Так появилась идея плетения зеркальной памяти – особой печати, которая не блокирует силу, а зеркалит её импульсы, создавая петлю, в которой энергия Спящего утопает в самом себе, не достигая ядра культиватора. Он связал эту печать с одним из своих собственных фрагментов духовной воли, а затем вложил ядро из очищенного светлого нефрита – материал, известный своей восприимчивостью к забвению, но не поддающийся искажению.

В ходе работы Андрей заметил и кое-что странное. Каждый раз, когда он приближался к созданию правильного узора, воздух рядом с ним тяжелел. Пламя ламп колыхалось. Тени начинали вести себя иначе. И каждый раз – Цзяолин рычала в ответ. Они оба чувствовали, что не просто развивают защиту. Они прикасаются к чему-то, что дышит – и чувствует в ответ.

………..

Когда Андрей вернулся в то место, то ему показалось, что обстановка там накалилась ещё сильнее. Настолько, что даже сами болота… Стонали… Низкое солнце едва пробивалось сквозь плотный туман, насыщенный пыльцой гнили и затаённой мерзости. Звуки здесь казались чужими – словно не отзывались эхом, а наоборот, тонули в вязком, удушающем молчании.

Андрей медленно пробирался по старой, покрытой мхом тропе. Его дыхание было замедленным. Пульс – под контролем. На шее покоился амулет из очищенного нефрита, уже слегка тёплый – значит, дыхание Спящего ощущалось всё ближе. Он шёл не один.

Цзяолин, в своей сокрытой форме, клубилась рядом в тени, лишь иногда прорываясь тенью в сером мареве. Она не рычала, не подавала голос – но её глаза горели тревожным янтарным светом. И вот, среди корней и поваленных деревьев, они увидели человека.

Культиватор. Молодой. Из секты Пылающего Дракона – Андрей узнал по разорванным остаткам тёмного халата с вышитым драконом. И в этот момент парень стоял на коленях среди торфяной лужи, руки обвисли, голова склонена. Он шептал что-то, как в трансе.

– П-пусти… не хочу… это… не я… не я… – Практически беззвучно двигались его губы, а