Стяжатель - Валерий Михайлович Гуминский
— Как я понимаю, большая часть секретарей держит оборону? — спросил Никита.
— Да их не так много, но именно старший состав Иерархов строит политику заведения, — поддержал Корфа Есипович.
— Я понимаю проблему, господа. Был у меня разговор с Матвеем Илларионовичем, и он очень хотел, чтобы я читал лекции в Академии. Кстати, у меня есть парочка монографий по артефакторике, которая в загоне…
— Так и есть, — уловив паузу, ответил Корф. — Артефакторика не самый популярный предмет в Академии. Точнее, студентов, которые хотели бы овладеть подобной практикой, достаточно. Мы это выяснили с помощью опроса. Но всего двести часов преподавания в год — это ничтожно мало. Упор делается на овладение магией Стихий.
— Допустим, «стихийные» направления и есть краеугольный камень Академии, — решил слегка сгладить углы Никита, но только для того, чтобы увидеть реакцию младших Иерархов. — Их нельзя отрицать столь же яро, как и обучение артефакторике.
— Ни в коей мере, — согласился барон Корф. — Никто этого и не требует. Скажу откровенно и прямо: нам нужна ваша поддержка, Никита Анатольевич.
— В чём? — удивился волхв. — Я никакого влияния на Секретариат не имею. Да, у меня есть диплом Академии, полученный экстерном. Но на этом мои подвиги заканчиваются. Слабенькая помощь получится. Или вы хотите сместить старших Иерархов революционным путём?
— Ни в коем случае, — твёрдо заявил Есипович. — Большая часть преподавателей хочет расформирования Секретариата и образования поста Главы Коллегии Иерархов.
— А если Глава будет таким же… кхм, упёртым ретроградом?
— Как это? — удивился Корф. — Вас никто таковым не считает!
— Меня — Главой? — Никита помял подбородок и уставился на князя, спокойно попивающего кофе. — Алексей Изотович, скажите мне честно: это ваша затея выдвинуть меня кандидатом?
— Нет, — твёрдо заявил Балахнин. — Я всего лишь поинтересовался у некоторых знакомых Иерархов, каким они видят будущее Коллегии. А на меня обрушился вал разнообразных жалоб и предложений. И ваше имя звучало в контексте не только помощи, но и в желании видеть вас Главой организации.
— А помощь-то в чём заключается?
— Вы близки к императорскому Роду, — признался Корф. — Если обрисовать ситуацию с точки зрения полезности Коллегии вкупе с Академией, то можно добиться пересмотра некоторых пунктов Устава…
— Которые прямо гласят, что Секретариат — главный орган управления, узурпация власти не допускается, — подхватил Никита, знакомый с некоторыми из них благодаря Семерецкому. — Решения принимаются общим голосованием, но каждый из секретарей имеет право на два голоса.
— Вот это действительно возмутительно! — воскликнул Есипович. — Мы за пересмотр этого пункта бьёмся пять лет. Ежегодно выносим вопрос на обсуждение, но Триумвират в лице Коростелёва, Воронкова и Сухарева упёрся, как на последнем рубеже обороны.
— А разве Семерецкий в него не входит, пусть он и на пенсии? — удивился Никита.
— Матвея Илларионовича в виду недееспособности лишили голоса, но так как он ещё здравствует, то держит место секретаря. Обыкновенная хитрость, чтобы инакомыслящих не допускать.
— Я же говорю — замшелая ретроградность, — вздохнул Корф.
— Печальная ситуация, — поддакнул князь Балахнин. — Я беседовал с Его Величеством на тему реорганизации Коллегии Иерархов и получил поддержку. Но в последнее время у императора напряжённый график работы, и он не может встретиться с вашим коллективом.
Скорее всего, этот вопрос нужно обсуждать с Владиславом, подумал Никита. Через несколько месяцев он займёт трон, и договорённости с Александром станут бессмысленными. А цесаревич как раз заинтересован в изменениях подготовки качественных волхвов в стенах Академии.
— Давайте сделаем так, господа, — Никита оглядел напряжённых в ожидании ответа Иерархов. — В ближайшие два месяца императору действительно будет не до проблем, существующих в Коллегии. Поверьте, я знаю ситуацию, поэтому не хочу обнадёживать столь рано. Обещаю ближе к осени лично поговорить с императором. К этому времени попрошу вас предоставить проект нового Устава. Пусть даже в черновом варианте. И особенно постарайтесь подать своё видение дальнейшего развития магического учреждения. — Мы полностью поддержим вашу кандидатуру, Никита Анатольевич, — склонил голову Корф.
— Только один вопрос, коллеги. Почему именно меня вы видите на посту Главы? — Никита заметил радостный блеск в глазах князя Балахнина. Тот ещё интриган. Не получается с Кормчим, теперь с другой стороны пробует. Навешает этих обязанностей на шею, вертись потом, как детская юла. — У вас есть достаточно умных, грамотных и с хорошей репутацией преподавателей.
— Всё потому, что вы независимы от конъюнктур, Никита Анатольевич, — откликнулся Есипович. — К вам присматриваются, оценивают каждый шаг. Более того, грамотно держась на расстоянии от императорской семьи, вы показываете, что на вас невозможно надавить силой. И в то же время можете использовать свои связи для общественных дел.
— Надавить можно на любого, — пожал плечами Никита, не воспринимая слова Есиповича как лесть. Люди не слепы. Они действительно всё замечают, оценивают и делают какие-то свои выводы.
— Тем не менее, в определённых кругах о вас сложилось устойчивое мнение, — поддержал коллегу Корф. — И оно крайне положительное. Его мы тоже учитываем.
— Хорошо, господа, я понял вашу стратегию, — Никита прихлопнул ладонями по подлокотникам кресла. — То, что сказано здесь, пока лишь контур будущих преобразований. Поэтому у вас есть время тщательно проработать все направления, ну и не обидеть секретарей. Нам же не нужны враги в лоне Коллегии? Не хочется с ними воевать из-за разногласий в способе обучения студентов. Думаю, Его Величество очень внимательно отнесётся к вашей просьбе, но кардинальных изменений в ближайшее время ждать не стоит. Возможно, понадобится два-три года, чтобы Коллегия Иерархов стала тем учреждением, которое будет полезно для величия России.
Попрощавшись с гостями, и даже сопроводив их до дверей, Никита заметил, что Балахнин хочет что-то сказать, оставшись с ним наедине.
— Слушаю вас, Алексей Изотович. Сегодня вы были необычно молчаливы.
— Я всего лишь дал возможность молодым людям высказать свои соображения, — улыбнулся князь. — Каково твое впечатление, Никита?
—
