Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Остап легко махнул обоим и чуть не разбил миску из-под борща. Игнат поймал красноречивый взгляд Ульяны и быстро вывел сына во двор.

- Нравится? — он довольно созерцал, как малыш умело крутит «восьмерки», которых его никто никогда не учил.

- Всех завидов схватят, ух! Ни у кого таких нет, – Остап сиял от восторга.

Теперь нужно сказать что-то воспитательное.

- Это оружие защитника, Остап, - Игнат осторожно взял малыша за плечи и присел, чтобы смотреть сыну прямо в глаза. — Ею предстоит защищать людей. Не бей других просто так.

– Я никогда не бьюсь просто так, – нахмурился Остап. — Только когда дразнятся.

- Тебя дразнят?

— Сыном оборотня зовут! - гневно ответил парень и смахнул саблей. — Раньше дружили, а потом стали дразниться. Я их кулаками... А они на меня всю вину рушат.

– Почему не рассказал маме? — Игнат даже зубами скрипнул от ярости. — Она думает, будто ты озорник и задира!

— Маме не говорил, потому что она приуныл, — Остап шмыгнул носом. – Я сам со всем разберусь.

Мой сын, подумал Игнат и крепко обнял малыша.

– Ты молодчина. Но не гамсель тех оболтусов, - сказал характерник. — Знаешь, сколько раз меня оскорбляли? Не обращай внимания на болтун.

Остап вздохнул и почесал макитру — точь-в-точь как Игнат.

– Хорошо.

Пять лет характерник не мог привыкнуть к тому, что этот парень действительно его сын. Разве он заслуживал такого замечательного малыша?

— Не забыл характерный лозунг?

– Не занимай! — Остап воинственно скинул сабли вверх.

— Вот именно! Приниматься за оружие нужно только тогда, когда не остается другого выхода.

– А ты меня в джуры заберешь? — он задавал этот вопрос всякий раз, когда Игнат приезжал, — будто боялся, что ответ изменится.

- Как десять лет стукнет, - усмехнулся сероманец.

— А можно мне тоже селедку?

— Лично выбри, — Игнат снова растрепал сыну кудри. – Ты пока учись хорошо и маму не расстраивай. Видишь, как она по хозяйству управляется? Трудно делать все самой. А я постоянно в путешествиях.

— Потому что защищаешь страну!

Карты на зеленом платье, дорогой коньяк, стук фишек, табачный дым, женский смех, блеск золота, хрустальный звон...

– Да, защищаю. Поэтому, как хочешь стать защитником, начни с малого. Оберегай маму, хорошо?

– Хорошо.

Проклятым соплякам, которые дразнятся, надо что-то пересказать, решил Игнат.

— А тем, кто сыном оборотня зовет, скажи, что если тебя будут дразнить, то я ночью приду к ним в волчьем подобии, покусаю за бока и они сами обернутся в оборотней!

– Ого! – Остап выкатил очища. - Ты действительно так поступишь?

– Нет… Но это будет наш секрет.

Он покатал малыша на Упыре, дал подержать близнецу, показал пару простейших финтов, а Остап жадно следил за каждым движением, повторял все со своими новенькими сабельками, Ульяна смотрела на них из косяка и улыбалась. Игнат радовался ее улыбкой, словно это был лучик солнца.

После ужина характерник вспомнил, что забыл проверить сообщение от десятника, — с сыновьим днем рождения ему из головы вылетело.

– Скоро вернусь, – поцеловал жену в лоб.

– Ты к дубу? - Спросила Ульяна.

— Должен проверить, может быть срочное...

— Надень обручальное кольцо. В деревне на такое смотрят, сам знаешь.

— Да, милочка. Ты же понимаешь, я ее не ношу, потому что...

— Оборотня опасна. Ты говорил, я помню. Но крестьяне этого не знают, Игнат. им дай только повод пялиться и болтать.

На самом деле сероманцы не сторонились украшений, любили и перстни, которые всегда снимали перед обращением. Но Игнат не привык к кольцу и держал его в тайном кошельке, под рубашкой.

— Скоро вернусь.

Вечернее село тихо разговаривало. Интересно, как оно месяцами жить в одном доме, засыпать и просыпаться на одном месте, рядом с теми же людьми? Когда-то это казалось невероятно скучным, а теперь Игнат видел в такой жизни что-то правильное... Что-то, чего ему никогда не иметь.

«Эней от Кромки. Куда девался, пыльный сын? Я тебя к этому паланку перевел, чтобы ты к семье был поближе, а не под юбкой жены отсиживался! Как снова узнаю, что ты, подлец, не на патруле, увидишь, что такое бедствие, Христом клянусь. Понял? Пусть Мамай помогает».

Сразу за этим следующее: «Эней от Кромки. Забыл сказать: за липовые рапорты убью. Пусть Мамай помогает».

Это случилось! Десятник каким-то образом разоблачил, что последний отчет был отправлен не от дуба Костя Чемеринца в Фастовском паланку. Вот срака! По крайней мере, он не знает, под какой юбкой Игнат отсиживался на самом деле.

Утром нужно возвращаться на службу. Если брат Крайка продолжит расследование и поймет, где брат Эней прогуливает службу, и разоблачит, сколько раз тот лгал ему... Лучше об этом даже не думать.

Игнат потратил немало времени, чтобы слепить какую-то правдоподобную ложь о болезни сына в ответ, затолкал липкое чувство отвращения как можно дальше и вернулся домой подавленным. Уже знал, как это будет: он скажет о своем внезапном отбытии и извинится, она расстроится и промолчит, но он все прочтет в ее взгляде. Утром он поедет, а она двинется за помощью к Земледухам — чинить крышу риги.

Дома было тихо. Остап посапывал на боку, Ульяна тоже спала: тяжелый день утомил. Игнат хотел ее, но не решился разбудить. Утром еще успеют... Перед тем, как он сообщит об отъезде.

Поцеловал сына в лоб, разделся, задул плошку. Лег к жене и осторожно обнял ее. Ульяна, не просыпаясь, что-то тихо пробормотала.

– Извини, – прошептал Игнат.

Ткнулся носом в ее кудри, глубоко вдохнул запах. Напахлась его подарком... Игнат почувствовал себя мерзким самозванцем, не заслуживающим места в постели рядом с этой женщиной. Он старался делать все наилучшим образом, но получалось либо посредственно, либо никак. И все же Игнат верил, что когда-нибудь сбудется мечта — тогда их жизнь изменится.

Тогда он сможет чувствовать себя дома... как дома.

*** 

На утро после семейного пира Николай Яровой, поздравив внука мощным толчком в плечо, шлепнулся в кресло и провозгласил:

— Наконец-то поговорим наедине! Яков к тебе наведывался?

– Вчера перед празднованием. Чем очень мне это празднование спасло.

Утром Яков с семьей, не позавтракав, отбыл без прощания.

— Вот чего ты такой грустный сидел, — сказал дед. — Я подумал было, что это по брачным инициативам твоей матушки.

Ярема