"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 - Алекс Войтенко
Характерники переглянулись. Кобзарь сокрушенно покачал головой и погладил футляр с инструментом.
— Грустное время наступило, друзья. Если хочешь петь безмятежно, не стоит вспоминать характерников. Сейчас много плохих слухов о вас идет...
Атмосфера праздника поблекла. Филипп протянул музыке книгу Буханевича.
– Видел это?
— Утром надо было ознакомиться, — кивнул Матусевич. - Мерзкая записка! Слышал, будто из-за этого какую-то корчму сожгли.
– Правильно слышал.
— Черт, ребята, портю своими рассказами вечер, простите... Ну-ка выпьем за будущее Ордена без всякого дерьма!
— Не трогай, — крикнули сироманцы без усердия.
Игнат снова вспомнил об Остапа. А потом о Шевалье и назначенцах. Выпил с твердым намерением выйти из игры.
- Как там ваш больной мальчик? — Матусевич каждый раз спрашивал Савку. – Оклигал?
– Виделся с ним недавно, – ответил Северин. – Оклигал.
Эта внезапная новость отвлекла всех.
– И ты молчал? - замахал руками Игнат. — Молчал как... как... Как скошенные снопы!
— Совсем из макитры вылетело в этой кутерьме, — оправдывался Северин. — У нас была общая задача. Путешествовали несколько недель вместе.
— Как он себя чувствует? - спросил Филипп.
Чернововк несколько секунд обдумывал ответ.
— Чудаковатый. С ним сложно... Это не Савка, с которым мы гуляли по Киеву. Он бессмысленно разговаривает, ведет себя как ребенок, часто смахивает на дурака, хотя на самом деле все понимает. Трудно привыкнуть, и воспоминания с той осени... — Северин помолчал, подбирая слова. — Но я рад, что он опять имеет чересчур.
За здоровье Савки Деригоры выпили до дна. Моторная Мирося принесла еще еды, гневно взглянула на Василия и весело подмигнула Игнату.
— Так на свадьбе Савки не будет? – поинтересовался Василий.
— Я прислал приглашение, но сомневаюсь, что Павлин приедет, у него поручение от Забилы и сейчас находится в другом полку.
- Надо как-то встретиться с ним, - сказал Филипп.
На минуту воцарилась тишина. Вместе с упоминаниями о Павиче опять полезли воспоминания о прошлом, о проклятой книге...
– Братья! – подскочил Игнат. - Что мы здесь сидим, как девственницы на вечерницах? Ну-ка споем, потому что тоскливо на сердце, будто серпом по нему рубанули.
— Спеть можно, — оживился Василий и мгновенно начал: — Эй, наливайте полные чары!
— Чтобы через венцы лило-о-о-ося, — подхватил Игнат.
— Чтобы наша судьба нас не сторонилась, — сказал Ярема.
– Чтобы лучше в мире жилось! – вступил Северин.
Филипп слушал, как они поют: Василий вел, Игнат старался не отставать, Ярема прибавлял басу, а Северин фальшивил, даже не замечая.
Выбрал ли Матусевич наугад эту песню? Беда полыхала так низко, что они пили в тени его крыльев. Наверное, когда-то так же пили и казаки, сочинившие эту песню, а Гнат изрядно гордился своими запорожскими прапрадедами, продолжая старательно выбривать селедку, хотя эта прическа вышла из моды даже в войске Сечевом.
После финального «пока еще беда смеется» все перегнули рюмки и Игнат вытер со лба ручьи пота.
— Жара здесь, как в чёртовом котле. А давайте за город пойдем?
– Неожиданное предложение, – удивился Ярема. — Не замечал раньше тебя влечения к природе, Эней.
— Стараюсь, пожалуй. Но питье с собой прихватим!
Возражений никто не имел. Сироманцы сообщили Мироси, что вскоре вернутся и двинулись за город.
Несколько лет назад ночная Буда шумела громче, чем днем, однако сейчас не было слышно ни многочисленных пьяных песнопений, ни внезапных выстрелов, ни звуков битого стекла — только сверкали сверчки и порой сверкала одинокая брань.
— Коломыя-Коломыя-Коломыя город, — пели вдали. — Коломыевские девушки сладкие как тесто!
— Еще раз слышу эту певицу, а в Коломыю ни разу так и не пришел, — вспомнил Игнат уныло.
Отряды сердюков случались чаще, чем компании характерников: по дороге они стреляли только двух валявшихся на перекрестке сероманцев, опьяняющих как хлющи.
– Шкаровка, – агитировал первый.
– Серныки, – протестовал второй.
После этого они обменялись ленивыми копняками. Ранее такая дискуссия развеселила бы Гната, но на свежем воздухе он отрезвел и снова начали биться назначенцы. Словно из темноты кто-то неотступно преследует, не сводит глаз... Он убеждал себя, что назначенцы имеют более важные дела, чем выслеживать какого-нибудь часового.
Компания досталась трем братьям. Кто сел, кто улегся, и несколько минут молча напивались ночным воздухом, созерцали звезды, каждый мысленно о своем.
— Эх, хочу малинки на пальце, как наперстки, и есть ягодку за ягодкой, — сказал Василий мечтательно, касаясь струн.
– Я тоже так в детстве поступал, – ответил с улыбкой Северин.
— А еще смолу с деревьев жевать, — вспомнил Ярема.
– Где это Варган? — встревожился Игнат.
– Здесь я, – послышалось рядом. – К ветру ходил.
— Черт, — Игнат схватился за сердце. - Я тебя чуть близнец не угостил! Выскочил как Филипп из конопли.
По упоминанию о конопле Северин и Ярема потянулись к трубкам.
– Я же и есть Филипп, – невозмутимо ответил Варган.
— Филипп-пилип, к крошечке прилип, — напел Василий, настраивая кобзу.
Филипп пожал плечами и принялся выискивать что-то в рюкзаке, доставая оттуда книгу за книгой.
— Слушай, а куда прочитанные книги деваешь? – спросил Игнат. - Продаешь, раздаешь, ешь?
– Ставлю на полки домашней библиотеки, – ответил Филипп. – Пришлось для этого приобрести домик.
— Дом, чтобы хранить книги?
— И другие вещи. Все в саквы не влезет, - невозмутимо ответил Филипп.
— Северин, — сказал Ярема. — А не знаешь волшебства, чтобы мясо между зубов не застряло?
- Нет таких.
— Вот и какая выгода из двухвостого шалаша, если вы даже этого не знаете?
— Копнуть по жопе за бестолковые шутки я могу и без волшебства.
— Нельзя светлейших копать, потому что нога отсохнет.
Они болтали, время от времени прикладываясь к прихваченному штофу, покуривая трубки, опрокидываясь воспоминаниями и шутками.
— Эх, курва, где молодость, где юность мальчишника? Где те кабачки, что в них мы выбрасывали десятки таляров просто так? Где пьяные приключения на беззаботные жопы? – Игнат трагически поднял руки к небу.
Так в последний раз вместе они виделись на каком-то забытом острове, когда уничтожали военный аэродром варягов. С тех пор их тела приобрели шрамы, черты лица обострились, глаза похоронили неразделенные воспоминания. Седина Щезника, хищный взгляд