"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс
«Я устал, – подумал Робин. – Я так устал. Лучше бы он пристрелил меня в голову».
– Ну, давай. – Стерлинг встал, а потом опустился перед Робином на колени. – Вот, попробуй.
Он защелкнул наручники. Робин закричал. Он ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось замолчать, чтобы не доставлять Стерлингу удовольствия, но боль была настолько подавляющей, что он не владел собой, не чувствовал тела, только боль, она оказалась ужаснее, чем описывал Стерлинг. Его запястья не просто крошились, в кости как будто вбивали толстые железные прутья, и каждый раз, когда он дергался, пытаясь освободиться, боль усиливалась.
«Возьми себя в руки, – произнес мысленный голос, очень напоминавший голос Гриффина. – Прекрати, возьми себя в руки, так боль будет слабее».
Но она все равно только усиливалась. Стерлинг не солгал, боль не имела границ. Как только он думал, что уже не выдержит, что еще мгновение, и он умрет, боль усиливалась. Робин и не подозревал, что человеческая плоть способна выдержать такую боль.
«Возьми себя в руки», – снова произнес Гриффин.
А потом раздался другой голос, ужасающе знакомый: «Есть в тебе одна хорошая черта. Когда тебя бьют, ты не хнычешь».
Выдержка. Подавление. Разве он не занимался этим всю жизнь? Пусть боль стекает, как капли дождя, не признавай ее, не реагируй, ведь единственный способ выжить – это притвориться, что ничего не происходит.
С его лба капал пот. Робин пытался побороть ослепляющую боль, вернуть чувствительность рукам и держать их неподвижно. Эта задача оказалась труднее, чем все, что он когда-либо делал, как будто он сам подставил запястья под молоток.
Но боль притихла. Тяжело дыша, Робин повалился вперед.
– Впечатляюще, – сказал Стерлинг. – Посмотрим, как долго ты сможешь продержаться. У меня для тебя есть еще кое-что. – Он вытащил из кармана еще одну пластину и поднял ее к лицу Робина. Слева было написано: φρήν. – Полагаю, ты владеешь древнегреческим? Гриффин был в нем очень слаб, но, как я слышал, ты способнее. В таком случае ты знаешь, что означает «френ» – «средоточие разума и эмоций». Только греки считали, что оно находится не в голове. Гомер, например, писал, что френ находится в груди. – Он сунул пластину в карман Робина на груди. – А теперь можешь вообразить эффект этой пластины.
Он занес кулак и врезал Робину в солнечное сплетение.
Физические страдания были не так уж страшны – боль скорее резкая, чем острая. Но как только костяшки пальцев Стерлинга коснулись груди Робина, его сознание взорвалось: чувства и воспоминания хлынули на первый план – все, что он скрывал, чего боялся, все истины, которые не смел признать. Он бормотал какую-то чушь, не понимая, что говорит; слова на китайском и английском сыпались из него без разбора. «Рами, – сказал он, а может, подумал, Робин точно не знал, – Рами, Рами, я виноват, отец, отец, отец, мама… три человека, которые умерли у меня на глазах, а я и пальцем не пошевелил, чтобы помочь…»
Он смутно осознал, что Стерлинг пытается направить его бормотание в определенное русло.
– «Гермес», – повторял Стерлинг. – Расскажи о «Гермесе».
– Убей меня, – выдохнул Робин. Он и правда этого хотел, больше всего на свете. Он жаждал все это прекратить. Только смерть могла заглушить этот хор. – Боже милосердный, убей меня…
– О нет, Робин Свифт. Так просто ты не отделаешься. Мы не хотим твоей смерти, это противоречит нашим целям. – Стерлинг вытащил из кармана часы, посмотрел на них, а потом повернулся ухом к двери, словно к чему-то прислушиваясь. Через несколько секунд Робин услышал крик Виктуар. – Однако не могу сказать то же самое о ней.
Робин подтянул ноги и боднул Стерлинга головой в живот. Стерлинг шагнул в сторону. Робин рухнул на пол, больно ударившись щекой о камень. Наручники вонзились в запястья, и руки снова взорвались болью, которая не прекращалась до тех пор, пока он не свернулся калачиком, задыхаясь и всеми силами стараясь не шевелиться.
– Вот как мы поступим. – Стерлинг покачал часы на цепочке перед глазами Робина. – Расскажи мне все, что знаешь про общество Гермеса, и это прекратится. Я сниму наручники и освобожу твою подружку. Все будет хорошо.
Робин со злостью посмотрел на него, тяжело дыша.
– Расскажи мне, и все закончится, – повторил Стерлинг.
Старая библиотека разгромлена. Рами погиб. Энтони, Кэти, Вималь и Илзе, скорее всего, тоже мертвы. Летти сказала, что остальных убили. Так кого еще он может выдать?
Остался Гриффин. А еще те, из списка в конверте, и бессчетные другие, о которых Робин не имел понятия. Вот в чем все дело – Робин не знал, сколько их и чем они занимаются, но не мог рисковать, выдав сведения, которые подвергнут их опасности. Однажды он уже совершил эту ошибку, но больше не предаст «Гермес».
– Скажи, или мы пристрелим девчонку. – Стерлинг опять покачал часами перед лицом Робина. – Ровно через одну минуту, в половине второго, ей в череп всадят пулю. Если только я не велю этого не делать.
– Ты лжешь, – выдохнул Робин.
– Нет. Пятьдесят секунд.
– Вы этого не сделаете.
– Нам достаточно оставить в живых только одного из вас, а она слишком упряма. – Стерлинг снова покачал часами. – Сорок секунд.
Он блефовал. Наверняка блефовал, нельзя же так точно подгадать время заранее. И им нужны они оба – два источника информации лучше одного, ведь так?
– Двадцать секунд.
Робин лихорадочно пытался придумать правдоподобную ложь, лишь бы оттянуть время.
– Есть другие институты перевода, – просипел он, – налажены контакты с другими институтами, прекрати…
– Ага. – Стерлинг убрал часы. – Время вышло.
Где-то дальше по коридору закричала Виктуар. Раздался выстрел. Крик затих.
– Слава богу, – сказал Стерлинг. – Жуткий визг.
Робин бросился Стерлингу в ноги. На этот раз у него получилось – он застал Стерлинга врасплох. Они рухнули на пол, Робин оказался верхом на Стерлинге, подняв руки в наручниках над головой. А потом обрушил кулаки на лоб Стерлинга и плечи – куда только мог дотянуться.
– Агония, – прохрипел Стерлинг, – агония.
Боль в запястьях Робина стала вдвое сильнее. Он ничего не видел. Не мог дышать. Стерлинг брыкался под ним, пытаясь вылезти. Задыхаясь, Робин завалился на бок. По его щекам хлынули слезы.
