Фантастика 2025-44 - Александр Сороковик
Мне становились теперь понятны некоторые мотивы этого человека. Например, почему он тратил время, обучая моих людей и помогая мне. Для него это было хоть и небольшой, но возможностью компенсировать горечь от разочарования в главном деле многих поколений его семьи.
– Переломный момент наступил 30 лет назад, когда Рим позорно был сдан вестготам, объединившимся с нашими же рабами. Я находился в числе обороняющихся и видел всё своими глазами. Это был величайший позор Римской империи!
На этих словах мне показалось, что в глазах старого легата блеснули слёзы.
– Вестготы собрали богатый урожай с города, в результате разорились многие семьи, в том числе и моя. После этого я окончательно понял, что римскую армию уже не спасти. Когда контракт истёк, я ушёл со службы, продал семейный дом в Риме и перебрался сюда, открыв свою оружейную лавку. Изготовление оружия и доспехов всегда было моим увлечением, теперь вот развлекаюсь на старости лет.
– Да уж, – растерянно проговорил я, – не знал, что всё настолько плохо. Как думаешь, долго проживёт ещё Римская империя?
– Долго ли? – удивился он, – да она уже много лет как мертва – как лошадь, которая бьётся в агонии, отходя в иной мир. Ты ведь поэтому и готовишь своих бойцов, поскольку знаешь, что кроме них тебе не на кого будет положиться в случае чего.
– Как ты догадался? – я не переставал удивляться наблюдательности и живому уму этого старого воина, с которым мы успели уже перейти на «ты».
– А что тут догадываться? – пожал он плечами, – откуда ты прибыл, я не знаю, но в деньгах недостатка у тебя точно нет. Личная гвардия может быть нужна только для двух вещей: для собственной защиты, или для того, чтобы потешить своё самолюбие. Ко второй категории я тебя бы не причислил, ты явно обеспокоен тем, что на город кто-нибудь нападёт и не готов положиться на его гарнизон.
– Знаешь, думаю, могу с тобой поделиться. В следующем году я планирую перебраться в Грецию, кажется там и мне, и моему золоту будет гораздо спокойнее.
– Ого, – в этот раз мне удалось, похоже, удивить своего нового друга, – и отчего же ты решил, что там будет спокойнее?
– Там нет полчищ варваров, спокойно разгуливающих по территориям империи и присваивающих их себе. Да и вообще там спокойнее. Говоря твоими словами, лошадь ещё жива и помирать не собирается.
– Возможно, возможно, хотя и в Восточной империи не очень спокойно. Я слышал, что гунны напали на неё с севера и бои идут весьма ожесточённые.
Я задумался. Что же, возможно и там нет совсем уже райского уголка, но ведь вроде Византия проживёт ещё почти тысячу лет, значит там сейчас, по крайней мере, не должно быть совсем плохо.
– Ты считаешь, что Восточной империи угрожает что-то серьёзное?
– Да ей постоянно кто-то и что-то угрожает, чего уж тут, с востока её давят персы, с севера вот теперь гунны, да и в Константинополе не всё спокойно. Но вскоре, я думаю, они решат эти проблемы. Заключат мир и с одними, и с другими, возможно, заплатят выкупы. Всё как обычно.
– Да уж, а мне казалось, что там спокойно.
– Сейчас нигде не спокойно, вот что я скажу. Но там, безусловно, тебе с твоими деньгами должно быть безопаснее. Главное не сверкай там ими уж слишком, а то в Константинополе быстро сообразят, за что их можно изъять ради очередных выплат кому-нибудь, или пополнения оскудевшей казны.
Мы ещё какое-то время поговорили обо всём понемногу, после чего разошлись, а я ещё некоторое время продолжал думать о нашем разговоре. Всё же удивительная штука жизнь. Неважно в каком веке и времени, у человека сохраняется одна и та же проблема: поиск себя в мире. Кастул с детства видел себя боевым офицером римской армии, это было смыслом его жизни. Однако реалии показали ему всю тщетность его усилий. В итоге он доживает свой век, не ощущая себя частью этого мира, не получая от жизни совершенно никакого удовольствия.
Так и в XXI веке человек, бывало, пока учился в школе, у него были мечты о том, как он проживёт свою жизнь, чем будет заниматься, кем станет. А потом, когда поступает в институт, понимает, что в нынешнем мире надо учиться на ту специальность, которая приносит деньги, а не которая нравится. По крайней мере так ему внушает близкое окружение. В итоге он проживает чужую жизнь, с депрессией в двадцать с чем-то лет, с кризисом среднего возраста, бытовым алкоголизмом и тяжёлым взглядом на жизнь. Наверное, таким бы стал в итоге и я в своём времени. Возможно, конечно, что я бы всё же нашёл дело по душе и поменял свою жизнь к лучшему, но предпосылок к такому повороту я не замечал.
В итоге зрел логичный вопрос: как же я проживу свою жизнь здесь? Не найдя на него какого-то очевидного ответа, я так и отправился в тот вечер спать, нагруженный тяжёлыми философскими мыслями.
* * *
В этот раз и Максим Викторович и Лена выглядели вполне обыденно: никаких развороченных ран и торчащих стрел – обычная одежда этого времени, чистая, незапылённая. Они сидели на каменных возвышениях за неким подобием столика в кафе, хотя перед ними не было никаких бокалов или чашек – вообще, никакой посуды.
Лена помахала мне рукой, сделала призывный жест: «Иди к нам!». Я пожал плечами, подошёл, сел рядом на таком же возвышении.
– Ну что, Алёшенька, как тебе в Римской империи живётся? По своему времени не тоскуешь? – Романов говорил вполне доброжелательно, однако руки для приветствия не подавал. То ли из презрения, то ли, потому что не получилось бы у нас рукопожатие.
– Он у нас теперь не Алёшенька, он теперь римский патриций Алексиос, – фыркнула Лена. Она держалась со мной более холодно и надменно, во всяком случае, внешне.
– Да нет, что ты, – улыбнулся Максим, – ему до патриция… Это же родовая знать, аристократия!
– Да ладно! С таким золотым запасом можно и в простолюдинах неплохо устроиться, так ведь?
– Можно, конечно, – пожал плечами Максим, – особенно, если никто не будет особо тщательно интересоваться, откуда у него такие запасы золота?
– А кто же будет этим интересоваться, – притворно удивилась Корнилова, – налоговая инспекция Римской империи? Или её пиренейский филиал?
– Да нет, всё
