"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 - Алекс Войтенко

Северин знал, что то же самое происходит со всеми дубами Потустороннего мира.

Возродитесь!

Земля вокруг корней заклокотала и вздулась кровью.

Темными волнами разлилась вокруг — поила трещины, смывала серый прах, относила ломкую ботву, распространялась ручьями, спускалась котловинами и оврагами, погружалась в глубины тьмы...

Кровь, которую вы пролили за эти века. Твоя здесь тоже есть.

Гаад засмеялся, и змей поднялся вверх.

Ударил хвостом по черным тучам, посмотрел вниз, где раскинулось необозримое мертвое пространство — вспаханное глубокими бороздами расколов, побитое озерами тьмы, усеянное острыми скалами. Посреди того невозмутимого беспредела мерцал участок, полный красных точек, а между ними обильной сетью протянулись переплетенные жилы корни, освобожденные от кровавого клада... И Северин понял, каким образом была переписка между дубами.

Здесь начнётся новая эра. Мои угодья станут островом жизни, которая будет расти медленно, пока не возродит весь мир!

Змей торчком нырнул к земле, и показалось, что они сейчас разобьются. Однако за мгновение до столкновения полет выровнялся, змей ловко пролетел между двумя дубами, понесся над освобожденными реками, приказами отбрасывая преграды с пути, наблюдал, как кровь журчит, поит, брызжет каплями...

Вдруг исчезла. Роднички вместе погасли; земля жадно впитала все. Накопленные запасы иссякли — дальше начинается неизвестное.

Ждем.

Они парили между стволами, дышали на желуди, и деревья не отвечали. Гаадов беспокойство росло с каждой минутой.

Все было завершено.

Жарина солнца безразлично висела на своем вечном месте. Беспокойство превратилось в отчаяние.

Неужели он ошибся снова?

Я не мог ошибиться.

Потусторонний мир немел. Гаад бросился к стене мрака, разжал его яростным ударом хвоста, бросился от дуба к дубу, непрестанно распевая.

Не в этот раз!

Остановился над могилой Мамая. Крупнейший дуб пылал красными листьями. Ветви его клонились под тяжестью множества желудей. Вплотную рос молодой дубок — дерево Савки.

Прошу...

Время шло, и с ним плыла их сила. Змей опутал ствол дуба, затаив дыхание...

Умоляю!

И Потусторонний мир ответил.

Зашуршало, зашевелилось, ощетинилось множеством побегов, прорезавшихся по следам кровавых источников. Тянулось, выструнивалось, наливалось, почковалось и раскрывалось, словно за мгновение истекали месяцы, а землю шевелило новыми зелеными клювами, стремившимися взорваться стремительным ростом. Все распускалось, бубнело, выстреливало, сочилось живицей и соком, росло, росло, росло неустанно.

Гаад слетел с дерева и помчался по огревшейся, чтобы убедиться, что так происходит повсюду: и так оно и было.

Красочные пятна вырастали вокруг дубов — молодые поляны, полные неизвестных соцветий Северина, трав, цветов, кустов и деревьев изобиловали, тянулись проложенными кровью тропинками к другим островкам, встречались зелеными пальцами, сцеплялись и объединенными силами. Мертвую землю затягивало прядями зеленого одеяла.

Да! Да!

Гаад торжествовал, и Северин радовался вместе с ним.

Змей скользнул к свежей зелени - там, между травами, шевелились первые жучки. Спешно грызли первые листья, опыляли первые цветки, крутили первые куколки и откладывали первые яйца.

Живите и размножайтесь!

Выжженные кручи древних деревьев порастали грибами, камни покрылись пушистым мхом. Первые деревья достигли человеческого роста, некоторые из них цвели, а некоторые уже вывешивали маленькие плоды.

Под гибким наступлением леса тьма отползала прочь.

Как это прекрасно...

Змей закричал, и сразу дул ветер — первый ветер Потустороннего мира. Собрал молодые желуди и другие семена, понес в земли, куда не доходили чары восстановления, вернулся озорным шквалом, сорвал дубовые листья и закрутил красным теплым краем над зеленым морем.

Змей плавал в его холодных потоках.

Удалось! Мне удалось!

Вслед за ветром пробивались источники. Не крови, не мертвой воды, похожей на стекло, а настоящей чистой воды. Били из-под корней, расщепляли скалы, лязгали котловинами, катились оврагами, обнимались с другими ручейками и вместе проталкивали овражки, унося за собой новую жизнь.

Северину показалось, что в зарослях мигнула пара желтых глаз.

Теперь они будут жить здесь. У себя дома. Дома! Слышишь, человек? Ты не только уничтожил проклятие, но и остановил великую беду, ожидающую твой мир!

Не успел он понять, о какой беде говорил Гаад, когда послышалось пение. Неужели призраки возвращались к жизни? Или немногочисленные жители Потойбича уже начали празднование?

Он прислушался, и понял, что понимает каждое слово. Пели на родном языке! Песня плыла отовсюду, наполняла Потусторонний мир от земли до небес, ежесекундно к ней присоединялись десятки новых голосов, но Северин до сих пор не заметил ни одного певца.

Так поют дубравы.

Это была самая прекрасная песня, которую он хоть когда-то слышал. Между шорохом молодых листьев звучали голоса рыцарей Серого Ордена: Мамая, Сокола, Медведя, Лисы, Волка, их джур, тысячи других людей, живших задолго до Северинового рождения и отдавших жизнь за страну, которую поклялись защищать, мужчины и женщины разных сословий, с сел и городов, с пол и городов, с пол и городов; испугались проклятия и стали на волчью тропу — каждый распевал собственную историю. Когда росли и мечтали, любили и ненавидели, дружили и враждовали, смеялись и плакали, жили и умирали... Голоса сливались в песнь величайшего хора, когда-то существовавшего, в песню высокую и чистую, словно снег на горном кряже, песню откровенную и песню смерти, песню вселенной, песню песен.

В этом слаженном плетении он собирал отдельные нити. Тени духов? Голоса крови? Вспышки представь, что пыталась утешить его в последние минуты? Бозно.

Слышал Ярославу Вдовиченко, впервые показавшую ему хрупкость жизни.

— Спасибо, что уволил моего сына, крестнику.

Слышал Захара Козориза, заменившего ему родного отца.

— Я знал, что ты превзойдешь меня, казачий!

Слышал Марка Вишняка, который пел вместе с несколькими молодыми голосами.

— А из тебя вышли люди, да?

Слышал Ивана Чернововка, славившего непреодолимую борьбу до последнего вздоха.

— Ты должен стать есаулой, а не умирать.

Слышал Веру Забилу, поздравлявшую гармонию миров.

— Не бойся, Щезник, это только начало!

Слышал Филиппа Олефира, погибшего на собственных условиях.

— Уничтоженное проклятие стоило одной жизни.

Слышал Савку Деригору, отомстившему за годы заключенного разума.

— Жаль, что мы так и не выпили снова, да?

Слышал Гната Бойко, скучавшего по семье.

– Неплохое получилось, но мне не хватило.

Слышал Катрю, его любимую Катрю, тосковавшую за дочерью.

— Радуюсь, что ты разделил эту тропу со мной...

Слышал Игоря Чернововка, который пал жертвой собственного Зверя.

– Я горжусь тобой, сын.

Слышал женский голос, который не сразу узнал.

- Я люблю тебя, волчок.

Мама. Это был мамин голос.

Северин плакал. Плакал через конченую жизнь и потерянных близких, плакал от принадлежности к чему-то величественному, прекрасному и необъятному, плакал,