"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 - Алекс Войтенко
– Не надо лезть, куда вас не просят, Иммануил Модестович!
На эту сентенцию я не стал отвечать никак.
А Завадский уже завёлся:
– Не надо лезть в искусство грязными руками!
Ответить я не успел, дверь без стука распахнулась и на пороге застыла Фаина Георгиевна:
– Муля, ты представляешь… – воскликнула она, и осеклась, увидев Завадского за моим столом, мирно пьющего чай.
Он тоже никак не ожидал её тут увидеть, дёрнулся и расплескал чай на свежеоткрохмаленную Дусей скатерть. На кипенно-белой поверхности расплылось рыжее пятно.
– Это что ещё такое?! – возмутился он, и посмотрел на меня.
– Это называется свинство, – подсказал я, – Дуся старалась, скатерть крахмалила. Между прочим, это ещё моей бабушки скатерть. С родовыми вензелями. Она сама лично вышивала.
Но на Завадского моя семейная история не произвела совершенно никакого впечатления. Как и не было раскаяния на его красивом лице. Синие глаза метали молнии, губы кривились.
Он уже собрался сказать что-то явно язвительное, когда Фаина Георгиевна опередила его и обратилась, почему-то ко мне с ехидными словами:
– Да уж, Муля, не ожидала от тебя такого! – свирепо сказала она, – ты приглашаешь в гости человека, который уничтожил меня!
Я аж икнул от неожиданности.
– Вы пытались растоптать мой замысел, Фаина! – вскричал вдруг Завадский.
– Да шо вы гаварите! – на еврейский манер ответила Фаина Георгиевна и вошла в комнату. Она была настроена решительно, и я понял, что всё только начинается.
– Вы постоянно топчете мой замысел! – не унимался Завадский.
– Какой замысел? – не понял я (точнее я-то сообразил, но пытался немного разрядить обстановку).
– Ах, там был великий замысел! – деланно расхохоталась Фаина Георгиевна, – он решил поставить «Шторм» по-новаторски. Ты только представляешь это?!
Она оглушительно расхохоталась.
– Это была визитная карточка «Моссовета»! – взревел Завадский, но Фаина Георгиевна не обратила на него никакого внимания и начала рассказывать, обращаясь только ко мне:
– Там, значит, по великому замыслу, перед началом пьесы мы должны были все сидеть за столами и читать свои слова перед зрителями. Ну, как бы мы превращаемся в персонажей пьесы. И тут же оркестр начинает играть что-то пафосно-возвышенное, а мы все берёмся за руки и дружно выходим со знамёнами и мётлами на коммунистический субботник! – она опять прямо залилась хохотом. – А потом радостно декламируем: «Субботник свободного труда»!
Она посмотрела на меня с едкой усмешкой и продолжила ядовитым голосом:
– А у меня там роль Маньки была. Ты представляешь, моя Манька-спекулянтка тоже ходит по всему субботнику с метлой и лопатой! Или с красным знаменем! Большего бреда не бывает!
Она хохотнула, но хохот вышел злым, обиженным.
Завадский вскипел:
– Это была прекрасная идея! Прекрасная! Пока вы не начали скоморошничать!
– А вот у Глориозова скоморошничать получилось на ура! – парировала Фаина Георгиевна. – Потому что он ставит спектакли буквально. Без новаторских великих замыслов! И не ломает артистов!
– Он бездарь! – взвился Завадский.
– Ага, если пьеса у Завадского получилась, он думает, что он гений, а если провалилась – так это актёры бездари и дураки, – сообщила мне Фаина Георгиевна мстительным голосом, игнорируя Завадского.
Тот не стерпел:
– Не зря я вас снял с роли!
Фаина Георгиевна покраснела:
– Муля, ты слышишь это?!
Я слышал. И, чтобы прийти на помощь Фаине Георгиевне, сказал:
– А мне кажется, очень даже великолепный замысел…
Злая Фуфа аж задохнулась от возмущения. Завадский приосанился, а я продолжил невинным голосом:
– Представляете, если, к примеру, балет «Лебединое озеро» так поставить?! Все балерины-лебеди на сцене синхронно маршируют в стиле «строевой подготовки», ибо «балет должен воспитывать дисциплину!».
Фаина Георгиевна фыркнула, она поняла, что я подначиваю Завадского. А я продолжил живописать:
– А прима-балерина, уставшая от превращения фуэте в строевой шаг, «случайно» путает марш с танцем парижских апашей, а кордебалет подхватывает, изображая падающих гусей. Юрий Александрович в ужасе кричит: «Вы губите высокое искусство!». На что балерина отвечает: «Нет, мы его модернизируем. Это теперь новомодный гусиный перфоманс». И тогда Юрий Александрович отменяет марш, но добавляет лебедям каски и противогазы — «для атмосферы»…
Фаина Георгиевна залилась хохотом, и даже Завадский усмехнулся. Правда, посмотрел на меня недобрым взглядом.
А меня уже понесло:
– Или вот ещё пример. Юрий Александрович решает поставить «Вишнёвый сад» как «пролетарскую драму борьбы с буржуазными пережитками». Он требует, чтобы вы, Фаина Георгиевна, в роли Любови Андреевны вместо монологов о ностальгии размахивали кувалдой и пели частушки про коллективизацию.
Злая Фуфа заржала в буквальном смысле этого слова. Даже Завадский хрюкнул и тотчас же сделал вид, что это он пьёт чай.
– И вот спектакль начался, и тут появляетесь вы, Фаина Георгиевна, на сцене с кувалдой, но вместо частушек начинает бить ею по декорациям «вишнёвого сада», приговаривая: «Так вам и надо, эксплуататорские деревья! Это борьба с пережитками. Вы же хотели, чтобы сад вырубили? Вот я и помогаю!».
Фаина Георгиевна, всё ещё посмеиваясь, утянула мою чашку с чаем и угостилась Дусиным тортиком.
А вот Завадский смотрел на меня задумчиво.
– Так что вы хотели, Юрий Александрович? – решил прервать чайную идиллию я.
– Фаина Георгиевна, а вы не хотите вернуться ко мне в театр? – вдруг брякнул Завадский.
Злая Фуфа ошарашенно посмотрела на него.
За стенкой, в коридоре у соседей поднялась какая-то суета, слышались крики. А мы здесь сидели и решали важные вопросы.
Завадский уточнил:
– Я планирую новый спектакль ставить. Точнее это инсценировка Достоевского «Дядюшкин сон». Вы можете сыграть роль Марьи Александровны Москалевой.
Раневская посмотрела на него расширенными (точнее даже ошалелыми) глазами. Губы её подозрительно задрожали. А Завадский торопливо продолжил охмурять:
– Подумайте только! Москалева – это же первая дама в Мордасове! Это как раз под вас роль, Фаина Георгиевна! Нужно продемонстрировать весь спектр хитрости, умения вести интригу, управлять своим глупым мужем! Это же Наполеон в кринолине! И все это для того, чтобы заставить выжившего из ума князя жениться на ее дочери. А главное – заставить саму Зину. Вы здесь сможете развернуться на полную катушку… Только вы!
Я под столом, незаметно, наступил Раневской на ногу. Она очнулась и вздрогнула.
А я сказал:
– Фаина Георгиевна не будет играть больше в ваших спектаклях.
На меня посмотрели
