Четвертое уравнение - Александр Леонидович Пономарёв

Андрей оторопело отшатнулся, когда лейтенант, распахнув дверь напротив его сиденья, чуть ли не ткнул ему пальцем в нос:

– Не вздумай чудить! От меня не сбежишь, я здешние места знаю как свои пять пальцев.

– Я и не собирался бежать. С чего вообще ты об этом подумал?

– Ни с чего. Просто предупредил.

Ковалихин захлопнул дверь и через минуту скрылся в заброшенном доме. Он пробыл в нем четверть часа, а когда снова появился на улице в компании лысого качка и его тощего приятеля с лицом спившегося интеллигента, метрах в пяти от броневика, словно из ниоткуда, появилось серое облачко. Оно постоянно меняло форму и стремительно росло в размерах.

Задняя дверь «хамви» распахнулась, из приземистого салона выбрался задержанный. Он побежал к облаку, держа перед собой чуть согнутые в локтях стянутые пластиковым ремешком руки, как будто резал ими воздух.

Волосы на голове Ковалихина зашевелились, по телу пробежал озноб, кожа на спине и руках покрылась мурашками. Он понял, что вот-вот лишится козырного туза и его жизнь повиснет на волоске, если он так и будет стоять столбом. Лейтенант выхватил из кобуры пистолет:

– Стой, гад!

Полный отчаяния крик подстегнул хлеще плетки. Андрей поднажал и в решающем прыжке оттолкнулся от земли в тот самый миг, когда сбоку отрывисто захлопали выстрелы. Правую ногу обожгла сильная боль, как будто овод жиганул в бедро. Андрей вскрикнул, закусил нижнюю губу и рыбкой нырнул в мерцающий по краям багряными огоньками портал.

Ковалихин выпустил в проклятое облако всю обойму. Серая клубящаяся субстанция сжалась в размерах, как будто сдулась из-за пронзивших ее пуль. Через несколько мгновений она исчезла, оставив после себя резкий запах озона, а лейтенант по-прежнему жал на курок, и жгучие слезы страха за никчемную жизнь катились по его щекам.

Он бы и дальше впустую щелкал пистолетным бойком, но тощий вырвал оружие из его руки и отвесил звонкую затрещину.

– Это все из-за вас! – крикнул ему в лицо Ковалихин и скривил губы, как будто вот-вот разрыдается, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. – Меньше надо было в его телефоне фотки и видеозаписи смотреть, тогда бы он не сбежал.

– Ну, сбежал он, и че? Мы в любом случае в накладе не останемся. Верно, Кастет?

– А то! – довольно осклабился здоровяк, демонстрируя золотой зуб, и шмыгнул свернутым набок носом.

– Я не смогу рассчитаться с вами в срок, – пролепетал Ковалихин, глядя круглыми от страха глазами на пудовый кулак Кастета. Тот неспешно стукал им о широченную ладонь с таким звуком, будто кто-то колол дрова. – У меня нет сейчас таких денег и никогда не будет. В смысле, одномоментно. Я все отдам, Худя. – Ковалихин вспомнил, как бугай называл тощего во время их недавней встречи в заброшенном доме, и подумал, что обращение к вымогателю по имени сделает его более сговорчивым. – Обязательно отдам, только частями. Клянусь!

Худя сделал вид, что заинтересован:

– И как долго ты собираешься рассчитываться с нами?

– Я тут прикинул… исходя из моего жалования, за десять лет управлюсь.

– За сколько? – Худя комично приложил ладонь к уху: – Я что-то не расслышал, повтори.

– Десять лет. Этого времени хватит рассчитаться не только с основным долгом, но и с набежавшими за весь срок процентами.

– Да ты нас, по ходу, за идиотов держишь. – Худя почти вплотную подошел к лейтенанту, схватил за вырез бронежилета с надетой поверх него разгрузкой и выдохнул ему в лицо: – Шутить с нами вздумал? Не выйдет! Ты нам сегодня за все заплатишь сполна.

– Но у меня нет таких денег! Как вы не понимаете?! – в отчаянии вскричал Ковалихин. – А дом матери – старая рухлядь, как и она сама! Даже если вы прогоните старуху на улицу, вам не продать ее развалюху и за пять тысяч баксов.

Худя, потемнев лицом, засветил лейтенанту в глаз кулаком. Ковалихин охнул и отшатнулся, прижимая ладонь к лицу.

– Не смей так говорить о женщине, которая тебя родила и воспитала, – прошипел Худя и снова схватил Ковалихина за вырез броника. – Мы и не собирались так поступать с твоей матерью, потому что уважаем ее возраст. Ей, в отличие от тебя, ничего не грозит, а ты сейчас узнаешь, что мы тебе приготовили. – Он повернулся к напарнику: – Кастет, сколько стоит почка?

– Не знаю, тыщ двадцать, наверно.

– Маловато будет. А печень сколько?

– Думаю, штук на сто потянет.

– О как! Да ты, лейтеха, богач, а говоришь, у тебя денег нет, – усмехнулся Худя.

От этой ухмылки по спине Ковалихина пробежал мороз.

– Но ведь я без печени не проживу, – испуганно пробормотал он, и в его горле что-то заклокотало.

– Конечно не проживешь, а вот с одной почкой вполне, и даже с одним легким, но тут ведь вот какая загвоздка получается… – Худя цыкнул зубом, – …тогда денег на погашение долга не хватит.

Ковалихин понял, что задумали эти двое. Как утопающий хватается за соломинку, так и он ухватился за последний шанс спасти свою жизнь:

– Это неразумно и чревато последствиями для вас. Я военнослужащий ВСУ. Меня будут искать.

– Конечно будут, – согласился с ним Худя. – Как дезертира. И не в «Чернобыль Лэнде», а за его пределами. Мы об этом позаботимся, ты не волнуйся.

Неожиданно для лейтенанта что-то теплое потекло у него по ногам. Он подумал, что обмочился со страху, но, когда почувствовал запах, обо всем догадался.

Худя подозрительно пошевелил носом:

– Чем это пахнет? Ты обосрался, что ли? – Он увидел, как губы лейтенанта искривились в виноватой улыбке, и оттолкнул его от себя: – Тьфу, мля, говнюк! Мудила сраный! Кастет, врежь ему в хлебало, только не перестарайся: он нам на операционном столе живым нужен.

Ковалихин попятился, когда бугай направился к нему с занесенным для удара кулаком. Через мгновение ослепительная вспышка боли пронзила его мозг. Это было последнее, что лейтенант ощутил в своей достаточно короткой жизни.

Глава 20. Бог троицу любит

Андрей выскочил из портала, как черт из табакерки, и первым делом осмотрел ногу. Ранение оказалось пустяковой царапиной. Больше всего досталось штанине: ее порезало пулей, как ножом, и теперь на бедре зияла узкая, зато достаточно длинная дыра. Кровь больше не текла из раны. Во-первых, царапина оказалась неглубокой, а во-вторых, пропитанная кровью джинса прилипла к коже, и это помогло