"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 - Алекс Войтенко
И только примерно после четвёртого тоста, когда Муза, пьяненько всплакнув, начала вспоминать Кольку Пантелеймонова, как он когда-то завалил в коридоре торшер своей лошадкой, и какие эти дети милые, все вдруг осознали, что Ярослава-то за столом и нету. Причём давно вроде как нету.
— Куда он мог деваться? — удивилась Дуся и сразу же внесла предположение, — Может, телевизор смотрит?
— Он не приучен, — покачала головой Ложкина. Выглядела она изрядно встревоженной.
— В туалет пошёл? — предположила Муза.
— Нету его там, — прислушавшись, вынесла вердикт Белла.
— Да что вы начинаете! — отмахнулся Жасминов и принялся аккуратно разливать по новой, причём следил, чтобы всё было правильно: кто что любит — себе и Ложкиной самогону, Фаине Георгиевне, мне и Белле — коньяка, Музе — наливочки, а для Дуси — портвейна. — может, он в какую комнату зашёл и отдыхает? Давайте лучше я тост скажу…
А Ложкина вдруг побледнела:
— Где Ярослав? — звенящим от волнения голосом спросила она.
— Да что ты начинаешь, Карповна! — опять махнул рукой Жасминов, чуть не смахнув локтем миску с капустой, — взрослый пацан же. Почти мужик. Что с ним будет⁈ Давай выпьем лучше. Ты помнишь, как на вашей с Петром Кузьмичом свадьбе мы с тобой отплясывали? И патефон ещё потом перевернули⁈ А Герасим потом ругался…
Он хохотнул с довольным видом и поднял свой стакан. Но Ложкина заниматься воспоминаниями не хотела. И пить тоже уже не хотела. Она хотела срочно найти Ярослава.
Я помню тогда ещё удивился от такого поворота.
— Ярослав! — подскочила она, засуетилась и тревожно позвала парня.
Некоторое время не происходило ничего, а потом скрипнула дверь и из Глашиной комнаты, где теперь обитала Фаина Георгиевна, цокая когтями по полу, вышел Букет.
Все ахнули.
Потому что Букет, вредная склочная псина Раневской, которого нам тоже пришлось забирать с собой сюда, теперь имел совершенно другой вид. Теперь он напоминал тигра! (или боевую зебру). Его светлая сероватая шерсть была выстрижена почти до лысого и обильно расцвечена широкими тёмно-оранжевыми полосками, горизонтально. Вокруг головы, впрочем, была оставлена грива, тоже рыжая, а бритый хвост заканчивался внушительной багряной кисточкой.
— Букет! — ахнула Фаина Георгиевна и всплеснула руками.
А Жасминов нечутко заржал.
— Ярослав! — голос Ложкиной налился сталью. Из Глашиной комнаты с вороватым видом выбрался Ярослав. Руки его тоже были перемазаны жёлтыми пятнами.
— Что у тебя с руками? — ахнула Муза. — Что это?
— Ерунда. Йод это, — пробормотал Ярослав, втягивая шею от осознания того обстоятельства, что его засекли.
— Ты зачем это сделал? — спросила Белла, рассматривая Букета словно патологоанатом особо замечательный труп.
— Красиво же, — коротко сообщил Ярослав и посчитав, что инцидент исчерпан, поплёлся куда-то в коридор.
Варвара Карповна мигом подхватилась и выскочила следом. В коридоре послышался шум, что-то грохнуло, охнуло. Буквально через полминуты вернулась Ложкина с поджатыми в тоненькую ниточку губами. Она была сердита. За ней с подчёркнуто равнодушным и абсолютно независимым видом вошёл Ярослав и сел за стол. Одно ухо при этом у него было ярко-красным и своими размерами значительно превышало второе.
— Горе моё! — понурилась Ложкина, обречённо кивнув на Ярослава. — Ничего не можем с ним сделать. Уж сколько я его лупила, сколько Пётр Кузьмич замечания делал — хоть кол на голове теши! Людей же стыдно!
Она тяжко вздохнула. Хлопнула полную стопку самогона и, даже не закусывая, продолжила жаловаться притихшим от такого поворота соседям:
— Ну, вот как нам жить⁈ Что нам делать⁈ Пётр Кузьмич только-только председателем сельсовета стал, нужно репутацию и авторитет зарабатывать, это же деревня! А тут это чудовище! — Ложкина нервно схватила стопку, обнаружила, что та пустая, сердито шмякнула её обратно и принялась жаловаться дальше, — недавно соседям он что сделал? Что ты сделал Шмаковым, а, Ярослав⁈ Отвечай! Хвастайся давай людям! Пусть знают!
Ярослав покраснел и хрипло выдавил, опустив голову низко-низко:
— Ничего я не сделал…
— А кто им весь забор и ворота маками разрисовал?
Ярослав отвернул голову и не ответил.
— Ну, вот зачем вы его ругаете, Варвара Карповна? — попыталась заступиться за подростка сердобольная Муза, — маки на воротах — это же красиво. Это же искусство. Мальчик тянется к прекрасному…
— А ничего, что на Шмаковых на селе дразнят «маками»⁈ И они это слово слышать не могут! Иван ихний как услышит — сразу звереет! С кулаками сразу бросается. Утром встают — а у них все ворота в маках! Всё село неделю животы надрывало!
Жасминов и Белла заржали. Более деликатные Дуся и Муза спрятали улыбки, опустив головы. И только Фаина Георгиевна, в характерной для себя манере сказала:
— Вот жопа!
Ярослав на это не отреагировал никак, взял с тарелки оладушка и, макнув его в варенье, принялся флегматично жевать.
— Простите его, Фаина Георгиевна, — покаянно сказала Ложкина и вздохнула. — Так неудобно вышло… Хотите я вам деньгами компенсирую? Или новую собаку куплю? Пекинеса даже!
— Да вы что! — замахала руками Злая Фуфа. — Я своего милого Букетика ни на что не поменяю! Даже на пекинеса!
— Но мы…
— Ничего же страшного не случилось, — отмахнулась Фаина Георгиевна, — ну облагородил ребёнок немного Букета. А что, очень даже живенько получилось. Мне так даже нравится. На тигра чем-то похож.
— Скорее на скунса, — ни к селу, ни к городу вставил свои пять копеек Жасминов. — Вонючка.
Все с осуждением посмотрели на него, а Ярослав хихикнул. Но под мрачным взглядом Варвары Карповны умолк и потянулся за новой оладушкой.
— Мы думали с Петром Кузьмичом, думали, — продолжала жаловаться Ложкина, — ну никак спасу с ним нету. И решили отдать его в суворовское училище. Там дисциплина. Маршировать там будет. Красота. Авось вся эта дурь из головы вылетит…
— Так вот вы зачем приехали, — сказала Белла, — а что, правильно. Петру Кузьмичу некогда, от него теперь всё село зависит. А слабая женщина для такого оболтуса не авторитет. Так что всё правильно.
— Ну, и я говорю…
