Вик Разрушитель 9 - Валерий Михайлович Гуминский
— И на какой срок? — тихо спросил я.
— Тоже на месяц, — Юрий Иванович посмотрел на меня холодным взглядом. — Ты радуйся, что наказание такое лёгкое. Право на насилие принадлежит государю, а не молодым людям, возомнившим себя чуть ли не вершителями чужих судеб.
— Я бы с этим поспорил, — пробурчал я себе под нос.
— Что ты сказал? — вскинулся цесаревич.
В ушах мгновенно разразился хрустальный перезвон. Кажется, папаня Лидии тоже разозлился, едва сдерживая выплески магии. У него лицо исказилось, пошло пятнами.
— Мне запрещено пользоваться мастерской? — решил уточнить я. — Лично мне или даже моим техникам?
— Для всех без исключения.
— Вынужден подчиниться, — отвечаю с обречённым видом. — Сколько мне здесь находиться?
— Государь сказал, чтобы тебя придержали на «губе» на пару дней. Ещё неизвестна реакция Шульгина и представителей других концернов. Возможно, они выступят с совместным заявлением и потребуют расследования. Конечно, мы журналистов прижмём, чтобы не совали нос, куда не следует, но ты впредь должен не с пулемётами бегать по улицам, а обращаться к своему дяде. Князь Сергей Яковлевич является представителем вашего Рода в Москве, и в его обязанности входит защищать интересы племянника. Почему ты к нему не обратился?
Действительно, почему? У меня была такая мысль, но я её отбросил, потому что не надеялся, что дядька Сергей сможет помочь. Спасибо, один раз уже показал, чего стоит его слово. Зато теперь Шульгин и Оболенские из «Экзо-Стали» задумаются, как нужно вести бизнес. Иначе однажды пулемётная очередь или выстрел из гранатомёта прилетит в их кабинеты.
— Забыл, — простодушно ответил я.
— Доиграешься, парень, — погрозил пальцем цесаревич, быстро остыв. — Отца твоего я предупрежу. Иначе наворотит здесь дел. Он же не будет долго разбираться, и боюсь, «Техноброня» перестанет существовать. Нам в Москве война не нужна.
Юрий Иванович решил, что сказал достаточно, и поднялся на ноги.
— Вопросы, пожелания?
— Решите проблему с питанием, раз уж я на двое суток здесь застрял. И хорошо бы телефон вернули. Это же не запрещено?
— Боюсь, с телефоном не получится. Это гауптвахта, сынок, а не санаторий.
— Но, хотя бы, позвонить в Сокольники могу? Чтобы не волновались, ну и распоряжения дам управляющему.
— Хорошо, я предупрежу дежурного офицера, чтобы вопросов с питанием не возникало. И телефон тебе принесут. Пяти минут хватит?
— Хватит, — сдерживая радость, ответил я. — Может, и меньше.
Цесаревич кивнул и вышел из комнаты. Так и вертится на языке назвать её камерой. Послышался скрежет замка — и я снова остался один. Правда, через несколько минут незнакомый прапорщик принёс мой телефон и показал растопыренную пятерню, намекая на ограниченность во времени.
Я кивнул и сразу же набрал Куана.
— Слушай, не перебивай, — торопливо и вполголоса проговорил я, отойдя подальше от закрытой двери. Мало ли, вдруг у этого прапора уши, как локаторы? — Сейчас же перетащи оба «скелета» из мастерской в гостевой дом или в тренажёрный зал вместе с комплектующими. И скажи всем, чтобы рот на замке держали. Скоро приедет Брюс со своими технарями чтобы опечатать «техничку». На целый месяц. Меня пока не выпускают, но сказали, через два дня буду дома.
— Есть проблемы? Может, подключить адвокатов? — Куан был спокоен.
— Сидите ровно, ничего не делайте. Княжну Арину предупреди обязательно, это важно.
— Георгию Яковлевичу звонить?
— Пока не надо. Цесаревич обещался сам с ним поговорить. Не переживайте. Меня, кажется, просто прячут, пока весь шум не уляжется.
— Понял. Всё сделаю.
— Обязательно займись «скелетами», сейчас же, — напомнил я.
— Конечно, господин, тотчас же идут выполнять, — удивительно, что Куан никогда так со мной наедине не разговаривал. Значит, прочувствовал момент и демонстрирует свою преданность.
— Всё, я отключаюсь на два дня, — предупредил я, услышав звук открываемой двери. — Бдите за усадьбой, сами ничего не предпринимайте. Появятся проблемы — выходите сразу на князя Сергея.
— Понял. Не переживайте, молодой господин.
Телефон издал короткий писк, разрывая связь. Я выключил аппарат, чтобы он не разряжался, и отдал его молчаливому прапорщику.
— Вот видите? Уложился в две минуты. А когда завтрак будет, милейший? Или решили меня голодом морить? — я придал голосу суровости.
— Скоро принесут, — не имея никакого желания далее общаться со мной, прапор быстро удалился.
Интересно получается. Если гауптвахта предназначена для содержания провинившихся офицеров ГСБ, то почему комната, в которой я сейчас нахожусь, не оборудована системой магического подавления? Она вообще здесь не ощущается. Ни блокираторов, ни встроенных в стену амулетов. Иначе бы в ушах стоял беспрерывный хрустальный перезвон. А с другой стороны, нафига «заключённым» рваться отсюда? Это же вполне легальный способ отвлечься от службы, отдохнуть с недельку пусть и не в курортных условиях, но, тем не менее…
Я злорадно потёр ладони. Император запретил пользоваться мастерской? Ладно. Он же ничего не сказал о вещах, там находящихся. Надеюсь, парни уже перетаскивают ящики с бронекостюмами в другое место. Ведь у меня скоро бои в «Железной Лиге». Если выступления сорвутся, кураторы с радостью вывернут мои карманы на основании нарушения контракта. И будут правы. Значит, что? Невзирая на всякие ограничения, выдвинутые государем, я должен как-то изловчиться и попасть на арену. При тотальной слежке за моим особняком это будет очень трудно. Лишь бы Арина не запаниковала и не стала отменять бои. Ведь первый из них уже очень скоро, через неделю.
А насчёт компенсации за ущерб я не переживал. Деньги есть, заткну пасть Шульгину.
3
Шульгин раздражённо посмотрел в спины выходящих из кабинета советников и заместителей, дождался, когда последний из них закроет за собой дверь, и лишь потом ткнул кнопку на аппаратуре селекторной связи.
— Ольга Владимировна, журналисты пришли? — спросил он.
— Да, они здесь, Герман Викторович, — тут же откликнулась секретарша.
— Пригласите их, — владелец «Техноброни» откинулся назад, слушая, как упругая спинка кресла натужно скрипит от тяжести тела.
Журналистов было двое, и явно из той когорты, в которой служат опытные, циничные и беспринципные работники пера. Один из них, высокий и худой,