Ариадна из чугуна и стали - Виолетта Орлова
Верхушку торта венчал странный круглый предмет, не вишня. Анкель неприлично уставился на него, пытаясь понять, что он видит. Отчего-то ему очень важно было разгадать эту загадку. Уже начинавший мутнеть, с по-кошачьи узким зрачком, но пока все еще различимого цвета. Человеческий нежно-голубой глаз. Совсем как салфетки в вагоне-ресторане. Осознав только сей ужасающий факт, Анкель скорчился в мучительном спазме, и его стошнило прямо на ковер. Элли от удивления разжала руки, и кровавый торт обрушился ей под ноги. Глаз покатился по дребезжащему полу, а когда он остановился возле ботинка Анкеля, стало очевидно, что тот обознался. Это всего лишь крупная голубика.
***
Неделей ранее вышеуказанных событий.
Жан Риваль самодовольно развалился в кресле за своим роскошным столиком из красного дерева в вагоне-ресторане первого класса. Изредка он лениво выставлял вперед длинные, красивые ноги, чтобы пробегавший мимо дворецкий мог вычистить его и без того блестящие ботинки. На манжетах рукавов его белоснежной сатиновой рубашки поблескивали золотые запонки в форме паровозов – подарок отца, начальника поезда. Статный от природы, широкоплечий, с аристократичным скуластым лицом, потрясающей манерой держаться, густой гривой рыжих волос и хищным влажным взглядом красавца-мужчины, Жан не просто привлекал девушек, а сражал наповал. Деньги родителей и статус сделали из него чрезвычайно обольстительного кавалера: он мог позволить себе любое высказывание, даже самое бессмысленное, любое действие, даже самое абсурдное. Решительно все его выходки оправдывались. Более того, глупые фразы, лишенные смысла, потом цитировали в разных кругах, в том числе и писательских, как нечто сакрально-мудрое. В принципе, Жана устраивало подобное положение дел, однако он ужасно скучал. Приятно, конечно, с утра до ночи выслушивать комплименты, ловить на себе жаркие взгляды самых притягательных женщин, путешествующих первым классом, чувствовать, как их тоненькие, пахнущие жасмином пальчики ласково касаются плеч, в надежде на интересное продолжение. Приятно, но не более. В двадцать лет он скучал так, как будто ему исполнилось девяносто.
– Ваш ужин, господин Риваль, – приятным голосом произнес официант, поставив перед его носом тарелку с аппетитным луковым бургером, из которого торчал смачный кусок истекавшего соком мяса. Рядом лежало маленькое фарфоровое блюдечко со свернутыми в трубочку резиновыми перчатками и сырным соусом.
– Благодарю, – скучающе отозвался Жан и огляделся. Блуждающий взгляд его остановился на миниатюрной брюнетке с ярко-голубыми глазами. Ее темные зрачки-буравчики внимательно следили за дорогой. Хотя на что там было смотреть! Однообразный пейзаж с минимальным количеством растительности и обилием пепла, и все это в молочном киселе паровозного пара. Жану было плевать на маршрут, хоть они, по словам папаши, направлялись в чрезвычайно хорошее место – возможно, лучшее на земле. Конечная станция называлась Олам Хаба4, она уже давно получила звание благодатного оазиса, ибо смогла сохранить жизнь.
Жан охватил ястребиным взглядом изящную фигурку, укутанную в дорогие меха, глянцевые черные волосы, поблескивающие в свете керосиновых фонарей, полные, капризно поджатые губы, но главное – глаза, которые ужасно походили на фамильную драгоценность Ривалей: голубой алмаз, очень редкий, между прочим. Было бы неплохо заполучить эти глазки в свою коллекцию. Немедленно действовать! Жан громко кашлянул и дождался, пока красотка переведет на него взгляд. Затем с самым невозмутимым видом он взял резиновые перчатки, театрально помахал ими перед собой, а потом, вместо того, чтобы развернуть и надеть, макнул их в сырный соус. Брюнетка удивленно приподняла нарисованные брови, изображая на лице вопросительный знак. Жан медленно поднес перчатки к губам и, разбрызгивая вокруг себя соус, алчно вгрызся зубами в резину.
***
Тормозильщик поезда – весьма сложная профессия, но при этом необходимая. У каждого вагона имелся такой человек. В плацкарте третьего класса, окрашенном в зеленый цвет, таковым являлся юный Эдвард Финч. Его смена проходила на открытой тормозной площадке, которая располагалась снаружи вагона. Укутанный в три соболиные шубы, со специальным респиратором на лице, с засунутыми под одежду нагретыми кирпичами5, он беспокойно ерзал на складном стуле и задумчиво наблюдал за безжизненной землей, которая была столь однообразна, что казалось, будто поезд стоит на месте. На Эдварда была возложена ответственная миссия: по сигналу с паровоза он должен был с помощью специального рычага приводить в движение тормозные колодки. Также, если случалось что-то чрезвычайное, тормозильщик сам мог подать сигнал машинисту: при помощи веревки, которая тянулась вдоль всего состава. От него напрямую зависела безопасность пассажиров. Сегодня Эдвард решил схитрить: провести на улице чуть больше времени, чем полагалось по регламенту. Он надеялся на выплату сверхурочных. Однако, когда он, жалкий и дрожащий от холода, заявился в купе обер-кондуктора, тот принял его весьма неблагосклонно.
– Что происходит, Эд? Почему ты ни с кем не поменялся сегодня? – суровым голосом спросил его господин Додж, встряхнув закрученными усами. Очевидно, и сам обер-кондуктор накрутил себя до предела.
– Я договорился с ребятами. Они не были против, – промямлил Эдвард, растирая замерзшие щеки. Перед каждой сменой он всякий раз смазывал их гусиным жиром, но все равно не помогало.
– Ты лучше сам отдохни, сынок. Наше ремесло слишком важно, надо подходить к нему ответственнее. И к своему здоровью тоже, – уже более ласково заметил Додж, сквозь пенсе по-отцовски глядя на юношу. Хоть обер-кондуктор отвечал за все вагоны, больше всего ему нравилось покровительствовать работягам из третьего класса. А с Эдвардом у них давно установились дружественные отношения.
Однако тот остался стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Что-то еще?
– Я, собственно… Хотел узнать… Касательно небольшой доплаты…
Старик обер-кондуктор весело запыхтел, точно паровая машина.
– Ах, вот оно что. Нет, прости, мой мальчик, я не могу заплатить тебе больше положенного. Однако у меня есть кое-что для тебя.
С этими словами пожилой мужчина порылся в суконных шароварах и достал глянцевый билет с витиеватой надписью «Пригласительный на ужин в панорамный вагон-ресторан первого класса».
– Смотри, выиграл его в лотерею. Мне, старику, там уже делать нечего, однако ты молод и красив, сходи туда, пожалуй. Хоть немного развлечешься.
Эдвард жадно вцепился в столь заманчивый предмет. Неужто первый класс! Он о таком даже мечтать не смел.
– Иди,
