Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

– Добро пожаловать обратно, Мария Андреевна, – мягко сказал сотрудник, внимательно глядя на неё. – Сейчас мы поможем вам выбраться. Осторожно, ваше тело ещё не готово к нагрузкам после перемещения.

Мария попыталась подняться, но мышцы откликнулись слабостью. Сотрудники аккуратно помогли ей встать.

На ней был серый комбинезон из лёгкой, почти невесомой ткани, плотно облегающий тело. Одежда была абсолютно нейтральной – ни застёжек, ни цвета, ни отличительных признаков. Только функциональность, стерильность и полная обезличенность. Мария стояла, ощущая головокружение, словно мир вокруг пытался затянуть её обратно в бесконечный водоворот времени.

– Где я… – голос её был слабым, чужим и едва слышным.

– Вы в Центре контроля перемещения сознаний, – терпеливо объяснил сотрудник. – Сейчас ваше состояние находится под нашим контролем. Ближайшие дни вам предстоит провести в карантинной комнате под наблюдением.

– Карантинной?.. – равнодушно переспросила она.

– Да, это стандартная процедура. Нужно убедиться, что ваше сознание стабильно и не возникло аномалий. Прошу, следуйте за нами.

Мария молча кивнула, лишённая сил для дальнейших вопросов. Она медленно, механически шагала за ними по длинному коридору, освещённому холодным светом. За прозрачными стенами мерцали экраны с бесконечными рядами цифр и графиков, смысл которых она не могла понять.

– Сколько времени прошло? – тихо спросила она, не выдержав тягостной тишины.

– Не волнуйтесь, – мягко ответил второй сотрудник. – Ровно столько, сколько должно было. Синхронизация идеальна, ваше состояние стабилизируется быстро. Наблюдение – простая формальность.

Они подошли к двери карантинной комнаты. Сотрудник ввёл код на сенсорной панели, и дверь с тихим шипением открылась, пропуская её внутрь.

Комната была небольшой и изолированной: кровать, стол, шкаф с одеждой. Ни окон, ни лишних деталей – стерильность и аскетизм, чтобы ничто не мешало осознанию и восстановлению.

– Отдыхайте, – сказал сотрудник, внимательно глядя на её реакцию. – Если что-то понадобится, нажмите кнопку вызова.

Дверь закрылась так же беззвучно, как открылась. Мария прошла к кровати, села на край и почувствовала, как её тело окутывает вязкая усталость, лишающая сил.

Впервые она позволила себе закрыть глаза – не от облегчения, а от всепоглощающей опустошённости, в которой не было места вине, жалости или надежде. Всё, чего ей хотелось – забыть хотя бы ненадолго обо всём случившемся, о людях, которых встретила, предала и потеряла.

И только сейчас, в этой стерильной и безликой комнате, Мария поняла, что возвращение не избавит её от тяжести содеянного. С этим ей предстояло жить – и это было самым страшным наказанием.

Эти трое суток прошли в странном полусне, где день ничем не отличался от ночи. Она не следила за временем, просто лежала на узкой кровати под белым одеялом, уставившись в потолок. Сны её не мучили, но бодрствование было хуже кошмара – вязким, беспросветным ожиданием. Врачи приходили регулярно, брали пробы, задавали дежурные вопросы и исчезали. Она не смотрела им в глаза, не пыталась общаться – всё происходящее казалось спектаклем, лишённым реальности.

Пищу приносили автоматически, строго по расписанию, и она воспринимала это как обязательный ритуал. Ни вкус, ни консистенция не имели значения – она ела не еду, а абстрактную необходимость. Молчание стало нормой, и медперсонал воспринимал это как естественное поведение, не проявляя сочувствия или утешения. Всё было выверено и безлично, будто заранее прописанный сценарий.

На третий день дверь открылась без предупреждения, и сотрудник сообщил, что карантин окончен. Мария не почувствовала ни облегчения, ни радости. Она молча встала, оделась и последовала за ним – так же автоматически, как и всё остальное, что происходило с ней в этом месте.

Тело слушалось, но сознание по-прежнему пребывало в тех тёмных глубинах, из которых едва начало всплывать. Именно в таком состоянии она вышла за пределы стерильной комнаты, не подозревая, что самое тяжёлое ещё впереди. Сотрудник в строгой форме, молчаливый и бесстрастный, провёл её по бесконечным коридорам исследовательского комплекса. Гладкие зеркальные стены отражали её чужое лицо – пустое, потерянное, с глазами, полными смутной тоски.

Коридоры закончились у массивной двери с металлической табличкой: «Тимошин». Сотрудник молча указал на дверь, и Мария послушно вошла внутрь.

Кабинет был просторным и светлым, сдержанно оформленным в стиле стерильной современности. За широким столом, заваленным бумагами и планшетами, сидел Тимошин. Увидев её, он быстро встал и протянул руку:

– Мария Андреевна, проходите! Очень рад вас видеть, – его голос звучал уверенно и приветливо, словно речь шла о плановой встрече после успешно завершённой командировки.

Мария подошла и опустилась в кресло напротив, почти не чувствуя себя. Она молча смотрела на Тимошина, не в силах даже на притворную улыбку. Мысли её путались, а происходящее казалось нелепым сном, из которого она никак не могла пробудиться.

Тимошин, словно не замечая её состояния, продолжил с той же деланой заботливостью:

– Я прекрасно понимаю, как вам было тяжело, Мария Андреевна. Поверьте, я очень благодарен за ваше профессиональное выполнение задания. Подобные операции никогда не бывают лёгкими, но вы проявили исключительную стойкость.

Мария едва кивнула, не чувствуя ничего. В её голове звучали совсем другие голоса – жёсткий приказ Панова, хриплый шёпот умирающего Шокина, собственные мысли, полные боли и вины.

– Как вы себя сейчас чувствуете? – спросил Тимошин, слегка наклонив голову, изображая участие. – Мы следили за вашим состоянием, но личные ощущения важнее. Последствия перемещения не беспокоят?

Мария заставила себя посмотреть на него, ища в его лице хоть малейший след искренности, но встретила лишь профессиональную вежливость.

– Всё нормально, – тихо ответила она, и слова показались ей пустыми и лживыми.

– Очень хорошо, – Тимошин удовлетворённо улыбнулся. – Теперь вам остаётся только отдыхать и набираться сил. Вы проделали огромную работу, мы это ценим.

Он замолчал, выдержал паузу, и, наклонившись чуть ближе, доверительно сообщил:

– Кстати, на ваш счёт перечислена крупная сумма. Теперь вы можете позволить себе спокойную и беззаботную жизнь. Вы это заслужили, Мария Андреевна. Поживите наконец для себя, не беспокоясь ни о чём.

Мария слушала его безучастно. Деньги казались ей пустым, бессмысленным вознаграждением, когда внутри зияла пропасть вместо чувств, надежд и жизни.

– Спасибо, – тихо сказала она, глядя куда-то мимо, словно произносила это для себя самой, и голос её сорвался на шёпот.

Тимошин резко встал и протянул руку в жесте формального прощания, явно завершая разговор:

– Рад был вас видеть. Ещё раз благодарю и желаю хорошего отдыха. Прошу извинить, у меня много дел, – произнёс он, словно повторяя заученные слова.

Мария молча пожала его холодную ладонь и медленно поднялась. Тимошин вернулся за стол, сразу же углубившись в бумаги, будто