Саламандра - Полевка
— Если я усну, разбуди меня, когда на улице начнет темнеть, — попросил его Лекс и опять закрыл дверь.
Никого видеть не хотелось. Лекс внимательно и осторожно расчесался. Монотонное занятие успокоило и позволило взглянуть на всю ситуацию более отстранено. Этой ночью и завтра днем все равно погибнет много народу. Люди будут стрелять друг в друга и тыкать мечами вне зависимости от воли и желания самого Лекса. Он может только откорректировать грядущие события. Выбрать победителя. И, конечно же, это должен быть Сканд. От благополучия этой наглой сволочи, которая вылизывает пальцы без разрешения, зависит и благополучие самого рыжика. Предположим, Сканд проиграет, тогда его, Лекса, скорее всего отловят по дороге домой, и вот тогда победители с ним церемониться не станут. Бр-р… совсем не радостная перспектива. И потом, у местного населения есть пути отхода, так что все не так уж и плохо.
Рыжик успокоился и переоделся в коричневую одежду, на ней будут меньше заметны пятна, и выбросить ее потом будет не так жалко. А потом он уселся в позу лотоса и постарался расслабиться. К подобной медитации он пристрастился лет двадцать назад, когда встречался с инструктором по йоге. Подружка потерялась в хороводе лет, а полезное знание осталось. Весь фокус был в умении расслабиться в подобной позе, стоило сесть удобно и отпустить разум, как в голове наступало затишье и сознание спокойно дрейфовало среди островков мыслей и тревог. Его сразу посетила мысль, что надо обезопасить сами требушеты от пожара, они ведь тоже деревянные, да и о людях стоит позаботиться. Наверняка вскоре все будут перемазаны в смоле, надо что-то сделать, чтобы избежать несчастных случаев…
Дверь тихонько приоткрылась и в приоткрытой двери появилась фигура монаха. Лекс вдруг понял, что за десять дней дороги даже не узнал их имен. Монах, увидев, что избранный не спит, сразу скрылся за дверью. Лекс встал с кровати и подошел к окну. Стекла в этом мире заменяли жалюзи, через них было видно, что на улице сумерки переходят в ночь. Пора действовать, для переживаний и самоедства будет время позже, а сейчас надо показать, что все было не зря. И что его слова не расходятся с делом.
Лекс открыл дверь и вышел из комнаты, в зале все сразу замолкли.
— Пора, — Лекс подвязал волосы, пока спускался вниз.
Следом за ним из таверны вышли Сканд и все его командиры. Во дворе стояли напряженный Тургул и его центурия.
— Тургул, распредели людей по требушетам, чтобы были подменные для подъема груза, и еще, нужна отдельная команда, которая будет подносить бочки. Эти люди должны раздеться и быть только в набедренных повязках. Еще нужны лопаты и несколько мешков с песком возле бочек со смолой и дегтем. В случае возгорания водой не тушить, засыпать песком, а человека укрывать одеялом. Распорядись о паре одеял или попон ящеров, возьми в таверне.
Все сразу пришло в движение. Сканд со своими людьми стояли неподалеку и с удивлением смотрели на командующего младшего. Он был спокоен и собран и, главное, все воины центурии верили его словам безоговорочно, не было ни одного недовольного взгляда или шипения, что ими командует младший. Кто-то стал снимать доспехи и килт, надевая набедренную повязку, как на тренировках, кто-то побежал с пустыми мешками на берег реки за песком, кто-то притащил лопаты и попоны. Лекс подошел к бочкам с ветками и объяснил, что в каждую бочку надо налить на треть смолы, дегтя или масла. Все, что найдется в бочках, стоящих по соседству. Потом объяснил, как закрепить бочку, чтобы из нее все не вылилось на сам требушет. И убедился, что все делается, как положено.
Лекс в это время сделал факел, монах принес из таверны зажженный светильник и рыжик запалил факел.
— Да поможет нам Семизубый, а жителям города Мать-Ящерица, — Лекс посмотрел на замерших воинов и скомандовал, — стрельба по моей команде «Огонь».
Он подошел ко второму требушету и засунул факел в бочку, огонь радостно облизал ветки. Рыжик сделал шаг назад и махнул рукой.
— Второй, огонь!
Требушет вздрогнул всем телом, посылая в полет горящий сгусток. Воины, как на учениях, сразу запрыгнули в колеса и стали поднимать корзину на высоту. Лекс проследил за полетом снаряда. Он упал неподалеку от сторожевой башни, оттуда высунулись воины и с интересом посмотрели, как на берегу горят развалившиеся от удара деревяшки. Ветки разлетелись в разные стороны и теперь на берегу была небольшая клякса огня, хорошо видная в подступившей ночи.
— Добавить в каждую корзину по два мешка, заряжай! Напоминаю, стрельба только по моей команде! — Лекс подошел к первому требушету, в который уже закинули мешки, лежавшие неподалеку. Зажег бочку и взмахнул рукой, — первый, огонь!
Сразу же, без перерыва и ожидания подошел ко второму и зажег следующий снаряд, и опять короткая команда и судорожный рывок механизма. Третий. Четвертый. Первый, второй, третий, четвертый, первый… бочки от второго и третьего требушета попали в башни, и огонь жадно лизнул деревянные стены постройки, воины на том берегу заметались, пытаясь сообразить, как потушить огонь. Они были совсем не готовы к подобному. Первый и четвертый требушеты посылали огонь на береговые постройки. От одного удачного выстрела загорелся остов корабля, стоящий в доке на берегу.
Команды работали слаженно, как на тренировках в имении, только не было смеха и подначек друг другу. Мужчины работали четко и слаженно, как механизмы. Тургул, внимательно наблюдавший за всем происходящим, отправил еще людей за песком. После пяти выстрелов в корзины добавили еще мешков, требушеты стали посылать огонь внутрь города. В ночи были слышны людские крики и виднелось зарево пожаров. Лекс запретил себе даже думать на эту тему.
Он посмотрел на песок под ногами: от места, где наливали смолу и масло в бочки до требушетов вели цепочки следов. Лекс показал на это Тургулу и велел засыпать их песком. Сразу же люди, отдыхающие в запасе, схватились за лопаты. Точно так же пересыпали песком и место, где все наливалось. Лекс велел пустые бочки из-под смолы и дегтя ломать и наполнять этим пустые бочки из склада. Еще через несколько выстрелов — и он велел людям, подносящим снаряды, отправляться на берег и вымыться с песком.
— Зачем? — Тургул хмурился, не понимая.
— Если они подхватят огонь на свои перемазанные в смоле тела, то сожгут не только себя, но и
