Абсолютная Власть. Трилогия - Александр Майерс

Базилевский вёл допрос бережно, но настойчиво. Воротынский пытался запутать женщин, поймать на противоречиях, но тщетно — их боль была настоящей, и её нельзя было оспорить никакими юридическими уловками.

Затем вышли другие свидетели: торговец, у которого отняли обоз, крестьянин, чьи поля были сожжены, а скот украден. Старый сельский учитель, видевший, как на его глазах убили нескольких парней, заподозренных в симпатиях к Градовым.

С каждым новым свидетельством атмосфера в зале накалялась. Даже привыкший ко всему Малиновский слушал, не перебивая, его лицо становилось всё мрачнее. Воротынский постепенно сдавал позиции, его возражения становились всё тише и формальнее. Он понимал, что проигрывает битву.

Живая человеческая боль оказалась сильнее его холодных, отточенных аргументов.

Заседание тянулось несколько часов с короткими перерывами. Когда были выслушаны все свидетели, и изучены все документы, судья объявил последний перерыв перед вынесением вердикта.

Мы с Базилевским вышли в коридор. Филипп Евгеньевич был бледен, но его глаза горели.

— Они не ожидали, что мы вызовем свидетелей, — сказал он тихо, промакивая платком лоб. — Они рассчитывали на бумажную волокиту. Думаю, что несмотря на все их уловки, приговор будет обвинительным!

— Ваше благородие, — граф Муратов вышел в коридор и подошёл ко мне. — Вы позволите пару слов наедине?

— Какие могут быть секреты в храме правосудия? — я наигранно поднял брови.

— Пару слов, прошу вас, — невозмутимо произнёс Рудольф Сергеевич.

Я благосклонно кивнул, и мы отошли к окну, за которым располагался внутренний двор. Там дворник подметал дорожку, а садовник подстригал кусты. Простые люди, занятые простым трудом. На короткий миг я им даже позавидовал — иногда дворянские интриги слишком утомляли.

— Вы понимаете, Владимир, что наша борьба вышла за пределы войны между родами? — тихо спросил Муратов.

— Со всей отчётливостью. Рад, что вы тоже это осознаёте.

— Я не сомневаюсь, что вы нашли себе сторонников, просто скрываете их, — сказал граф, глядя мне в глаза. — У меня тоже есть союзники, кроме фон Берга. Кто-то готов вмешаться в схватку прямо сейчас, кто-то ждёт подходящего момента… Короче говоря, пламя нашей войны рискует охватить всё генерал-губернаторство.

— Вы правы, и меня это огорчает, — кивнул я. — Дайте угадаю: вы хотите предложить мне сдаться и не проливать лишнюю кровь?

— Я давно понял, что вы умный человек, барон, — холодно произнёс Муратов.

— Ну, тогда вы также понимаете, что я не приму ваше предложение. У меня есть встречное. Давайте так: альянс признает поражение, вернёт роду Градовых все земли и выплатит положенную контрибуцию. Больше никто не погибнет, включая вас. Что скажете?

Рудольф Сергеевич усмехнулся.

— Я надеялся, что ваш разум возобладает над гордыней. Жаль, что я ошибался.

— Могу сказать ровно то же самое, ваше сиятельство, — пожал плечами я. — Значит, увидимся на поле боя. Или вы не собираетесь сражаться лично?

— Посмотрим. Возможно, я буду счастлив уничтожить остатки вашего рода своими руками, — процедил Муратов и резко направился обратно в зал заседаний.

Я посмотрел ему вслед и пытался понять, что это было. Слабость или просто желание всё поскорее закончить? Или, неужели, проблеск благородства?

Слабо верится, что граф решил подумать о жизнях простых людей и солдат, которым предстоит умереть на нашей войне. Но всё-таки…

Впрочем, это вряд ли имеет значение. Я тоже не хотел, чтобы люди погибали. Но сдаться не мог. Я был обязан закончить эту войну, и закончить её нашей победой.

Скоро я тоже вернулся в зал. Малиновский и его помощники появились через несколько минут, и воцарилась тишина. Суд объявил вердикт:

— Признать альянс в лице графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга виновным в совершении военных преступлений, включая убийства гражданских лиц, уничтожение имущества, применение запрещённых методов ведения войны… — он зачитывал длинный список, и с каждым пунктом лица сторонников альянса на трибунах становились всё мрачнее. — Суд постановляет: взыскать с виновных сторон совокупный штраф в государственную казну, а после официального прекращения военных действий обязать их полностью восстановить все разрушенные гражданские объекты за свой счёт…

Это было ожидаемо. Но дальше последовало то, на что мы даже не надеялись.

— Кроме того, — продолжил судья, — принимая во внимание особую жестокость ряда совершённых преступлений, суд будет ходатайствовать перед Советом Высших о лишении графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга дворянских титулов и всех сопутствующих привилегий…

Зал взорвался. Крики, возгласы, протесты сторонников альянса. Воротынский сидел совершенно бледный, его каменная маска наконец-то дала трещину. Для таких аристократов, как Муратов и фон Берг, лишение титула было страшнее смерти и тюрьмы.

Фон Берг тоже орал, стуча кулаком по столу. Рудольф Сергеевич только поморщился и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, будто ему стало трудно дышать.

Молоток судьи оглушительно застучал, наводя порядок.

— Тишина в зале! И последнее… С начала следующих суток прекращение огня объявляется официально отменённым. Стороны вправе действовать в соответствии со своими интересами. Заседание закрыто!

Грохот молотка потонул в нарастающем гуле. Я медленно поднялся. Победа. Полная, безоговорочная победа. Штраф, репарации, а главное — унизительная просьба о лишении титулов. Это был удар по самому больному.

Но внутри, сквозь удовлетворение, пробивалась другая, более знакомая и более тёмная эмоция. Холодная, стальная готовность.

Завтра после полуночи, снова начнутся боевые действия. Официально, без всяких условностей.

Война.

Я посмотрел на Базилевского, который обменивался какими-то формальными фразами с Артуром, на сияющие лица наших сторонников в зале. Они радовались сегодняшней победе. И это было правильно.

Но я уже смотрел в завтра. Я был готов к войне. Мои люди были готовы. Мы знали, что это неизбежно случится, и собирались выложиться на полную.

Победа в суде была важна. Но настоящая победа будет добыта не здесь, в душном зале, а там, на полях сражений. И она будет за нами.

Когда я вышел из здания суда, первый же глоток прохладного уличного воздуха показался мне запахом приближающейся грозы. Грозы, которую я давно ждал.

г. Владивосток

Контора барона фон Берга, несколько часов спустя

— Проклятый суд! Проклятый Малиновский! Проклятые Градовы! — голос фон Берга, уже хриплый от криков, сотрясал стены. — Они что, совсем с ума сошли⁈ Штраф! Репарации! А это что⁈ — он швырнул на стол копию судебного вердикта. — Ходатайство о лишении титула! Они задумали лишить меня титула! Меня, чей род верой и правдой служил Империи несколько поколений!

Он остановился перед Муратовым, который сидел в кресле с видом величайшего спокойствия, попивая коньяк.

— А что насчёт неё⁈ — продолжал орать фон