Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

Разведчик левой рукой пытался удержать мутанта, а правой кое-как нащупал в набедренной кобуре пистолет, после чего вытаскивает оружие. Звучит несколько выстрелов в голову. Тварь сразу обмякла, фотофоры погасли.

Но в лицо майора попало много слюны и крови мутанта.

Биологические жидкости оказались в глазах, во рту, носу. На мгновение у Каплана в голове мелькнула паническую мысль: «„А что если мне конец?“» Врожденный иммунитет справлялся с некоторыми штаммами Хронофага, плюс каждый военнослужащий привит адаптивной вакциной, которая защищает при низкой вирусной нагрузке. Тем не менее, стопроцентной защиты не существовало…

Пока командир группы разбирался с развитым, его бойцы отстреливали наседающих инфицированных.

— Ты как, командир? — вбежавший капитан подоспел слишком поздно.

— Порядок.

Тем временем снайпер прикончил еще нескольких развитых, направлявших низших собратьев. Орда потеряла координацию, зомби начали ломиться более беспорядочно, некоторые даже разбегались по сторонам, если в разрушенных вирусом мозгах оставались остатки чувства самосохранения.

Тут же раздался пронзительный вой. Последний из развитых сорвался прочь, растворяясь в переулках.

— Сбежал, проворная сука! — процедил Руденко..

Каплан только рявкнул:

— Добить остальных! Живо!

Твари продолжали лезть, они стонали, хрипели, царапали стены, пытались пробить двери плечами. Автоматные очереди рвали их плоть, нанося несовместимые с жизнь повреждения. Гулкие хлопки глушителей сливались в один непрерывный стук, заглушая стоны раненных ходоков.

Через пару минут во дворе не осталось ни одного живого инфицированного. В воздухе повис тяжелый запах крови и тухлый смрад, который смешивался с весенней сыростью.

Установилась гробовая тишина.

— Все, — выдохнул Волошин. — Кончились.

— Кончились? — глухо ответил Каплан. — Тварь сбежала за подкреплением, в следующий раз за нами отправят омег.

— Тогда нужно отходить. Мы раскрыты, задание провалено.

— Нет, — возразил майор. — Вряд ли они сразу поймут, с кем имеют дело… Скорее примут нас за каких-нибудь залетных выживальщиков и пошлют второсортных ополченцев с ружьями разобраться. Мы их тоже завалим, если догонят.

Капитан покачал головой.

— Рискованно, командир. Мы уже достаточно наследили.

— Тут до аэропорта не больше семи километров, часа за два-три дойдем, найдем нормальную позицию и пересидим облаву прям у них под носом… Мы же не против натовцев воюем, большая часть омег Единства — простые гражданские без боевого опыта и нормальной подготовки.

— Тем не менее, в прошлом году они дали Основателям прикурить, значит и о контрдиверсионных мероприятиях имеют представления.

— За счет наглости, внезапности, — парировал Каплан. — Мы поступим также.

* * *

Разведчики закрепились в заброшенной даче на окраине леса. Дом был двухэтажный, с обвалившейся верандой и треснувшими стеклами, но крыша держалась. Отсюда открывался хороший обзор на западный сектор бывшего гражданского аэродрома. Ветки сосен прикрывали их позиции, а старый чердак позволял установить наблюдательную точку с минимальным риском быть замеченными.

Сначала они просто сидели и слушали. Весенний лес шумел, птицы тревожно перекликались, но от самого аэродрома доносились другие звуки — низкий рев турбин, металлический скрежет, глухие удары. Объект не пустовал, здесь работали. Савельев первым достал бинокль с ночным видением. Долго всматривался, потом тихо сказал:

— Вижу вертолеты. Ми-17, два штуки. И дальше, за ними, «„тридцать пятые“». Три машины.

Каплан цокнул от досады. Восстановленная армейская авиация в руках зараженных — это уже не просто пугающий факт, это угроза целым колоннам, которые будут наступать по крупным магистралям.

— Думаешь, летают? — спросил Руденко.

— Шум двигателей слышишь? — отозвался Савельев. — Работают. Значит, поднять в воздух могут.

Чуть позже заметили и самолеты. Невысокие силуэты с длинными крыльями стояли на краю полосы. Турбовинтовые — легкие транспортники. Их хвосты были обклеены брезентом, но на фюзеляжах различались свежие заплаты. Зараженные не просто охраняли аэродром. Они умели чинить и поднимать в воздух технику. Волошин покрутил головой, отрываясь от прицела:

— Вот и верь теперь штабным. «„Толпа мутантов“»… Да эти твари держат объект как полноценная часть армии. ПВО выставлено, патрули, техника восстановлена. Мы, выходит, все время недооценивали Единство.

— Недооценивали? — хмуро переспросил Каплан. — Штаб недооценивал, мы знали об этом с зимы. Теперь главное — доказать очевидное.

День прошел в наблюдении. Патрули двигались по периметру. Двое или трое «„солдат“» — зараженных омег. Внешне обычные люди в околовоенной одежде, только слишком ровные движения. Они держали оружие правильно, перемещались грамотно, перекрывали сектора, как обученные военные. С ними шли прыгуны.

Этих спутать было нельзя ни с чем. Тела, напоминающие горилльи, двигались на четвереньках, резко, пружинисто, периодически фотофоры на спине и боках вспыхивали мягким голубым свечением. Суставы неестественно вывернуты, спины выгнуты, головы низко опущены. Морды — уродливая пародия на человеческий череп, угловатые, с вытянутыми челюстями, в которых торчали длинные клыки. Когда они замирали, их дыхание слышалось даже на расстоянии — тяжелое, сиплое.

Один из таких прыгунов остановился и повернул голову к лесу. Мгновение все внутри дачи замерли, пальцы легли на спусковые крючки. Но мутант фыркнул, рванул дальше, нагоняя патруль.

— Вот что значит охрана, — пробормотал Руденко. — К обычным зомбакам можно подойти хоть в упор. Эти учуют раньше, чем увидят.

— Потому и не лезем, — сказал Каплан. — Наша задача — наблюдать. Мы не штурмовая группа, держим дистанцию, не выдаем себя.

К вечеру они уже знали: патрули проходят каждые полтора часа, иногда чаще. На углах аэродрома виднелись огневые точки. Не импровизированные, а по всем правилам военного дела: мешки с грунтом, секторный обстрел, перекрытые подходы. В одной из таких точек Савельев заметил крупнокалиберный пулемет. Каплан озвучил очевидный факт:

— Аэродром полностью функционален, это не руины. Здесь есть порядок, дисциплина и управление. Держимся. Еще сутки-полтора. Не суемся ближе, нужно собрать больше сведений.

— Коптер запускаем? — уточнил снайпер.

— Нет, слишком рискованно.

Ветер стих, и шум леса ушел в тень, словно сам природа избегала близости к этому месту. Только гул работающих агрегатов и периодический лязг металла напоминали, что там, за колючкой и огневыми точками, продолжается жизнь.

В тепловизорах белыми силуэтами мелькали патрули, иногда проступали темные туши вертолетов и самолетов. Иногда в небе пролетали дроны — легкие, с длинными крыльями. Они двигались бесшумно, иногда зависали над лесом, потом снова уводили курс к базе.

Савельев тихо выругался:

— У них БПЛА работают лучше, чем у половины армий мира. Мы едва пару «„Орланов“» можем поднять, а эти уроды клепают, будто конвейер у них стоит.

Каплан не ответил. Он смотрел на полоску огней по периметру и думал о другом. О том, проявятся ли симптомы Хронофага или нет. О том, что когда-то Единство казалось мелкой сектой, локальным кошмаром Петербурга. Тогда в штабе считали, что мутанты перегрызутся с Основателями и исчезнут вместе. Но этого не произошло.

Зимой из Великого