Тёмные Агнцы - Мира Кьярр

— Я их не оправдываю. Просто я видела настоящее зло, настоящую жестокость, и точно знаю, что все наши ребята не такие. Да, у нас всех есть ужасные недостатки, которые мешали и всё ещё мешают нам жить, как нормальные люди, и взаимодействовать с миром… Но, несмотря на это, мы стараемся быть полезными, спасая этот самый мир. Каждый из нас хочет получить право жить.

Розалин на это ничего не ответила, потому что услышала с экрана произнесённую диктором знакомую фамилию, которая парализовала её леденящим ужасом.

«… сын ранее погибшего в перестрелке с ФБР главаря мафиозной семьи Элломард, — говорил диктор, — схвачен вчера утром в одной из гостиниц. По предварительной информации его кто-то предал из своих, этот неизвестный так же открыл ФБР факты преступной деятельности молодого мафиози. На счету Фредерика Элломарда насчитывается девяноста три факта вымогательства, двенадцать похищений, пятьдесят шесть убийств, из них четырёх судей, троих прокуроров, и шести чиновников, и торговля наркотиками. Так же стало известно, что он причастен к учиненной в Делавэре три года назад резне, которая получила название „Кровавый Понедельник“…»

Дальше Розалин уже не слышала, глазам её предстало видео, на котором схваченного человека в окровавленной рубашке ведут в наручниках полицейские. В этот момент он обернулся, и Розалин узнала в лице преступника Фредерика — те же грязные лохматые волосы, тот же холодный безразличный взгляд, та же издевательская усмешка, криво растягивающая его некрасивые губы. Сердце Розалин так сильно забилось в груди, будто хотело разорвать грудную клетку, а горло словно сдавила чья-то железная рука, лишив доступа к кислороду. В ушах жутким скрежетом отдалось имя Фредерика Элломарда, в следующий момент глаза Розалин закатились, и она плашмя упала на плиты пола. Последнее, что она услышала перед тем, как окончательно провалиться в небытие, был собственный крик.

Хью сидел в одиночестве в кабинете психиатра, глубоко развалившись в кресле и поставив ноги на стоявший напротив журнальный столик. Его руки безжизненно свисали с подлокотников, голова, на которой красовались большие алые наушники, была опущена, и он тихо подпевал звучавшей в ушах песне. Наконец в кабинет вошла Марта и, слегка постучав по ногам Хью, заставила его убрать ноги с журнального столика.

Он одним движением смахнул наушники.

— Доброе утро, Хью, — приветливо улыбнулась Марта, присаживаясь в кресло напротив.

— Доброе, — вяло бросил парень, даже не взглянув на психиатра.

— Прошу простить мне опоздание, ты появился так внезапно. Я думала, ты вновь начал избегать меня, раз не пришёл на четыре назначенных мною встречи. Ты ведь понимаешь, что две недели это много? Нам нужно работать с тобой каждый день, чтобы достичь той цели, что ты сам себе поставил.

Скорчив угрюмую гримасу, парень отвернулся к окну.

— Ты чего-то боишься, Хью? — по-матерински мягко вопросила Марта.

— Я вообще ничего не боюсь, — разделяя слоги, прорычал Брайерс. — Мне просто плевать. Слушать ваши нотации ещё… Достали.

— Я никогда не читала тебе нотаций, наши сессии проходя в очень доверительном ключе, что я ценю и не хочу терять. А теперь, если хочешь, ответь. Ты понимаешь, что последний месяц поступаешь неправильно? Ты начал сдавать взятые позиции, а ведь достиг уже хороших результатов.

Хью промолчал.

— Хорошо, — слегка вздохнула Марта. — Мне нужно поговорить с тобой о том, как ты поступил с Розалин Эйс. Ты сильно напугал её. Зачем ты подошёл к ней несмотря на запрет Тревора?

— Да просто нравится она мне и всё, — с деланным безразличием кинул Хью, но непроизвольно задёргал носком ноги, что выдало его волнение. — Красивая девчонка.

— Мы уже говорили с тобой о девушках, если помнишь. Своей грубостью и агрессией ты пугаешь людей, а девушек особенно. Я знаю, что тебе безразличны реакции и мнение других, ну а как насчёт тех, кто тебе нравится? Ты хочешь, чтобы и они тебя боялись?

— Нет.

— А как ты хочешь, чтобы они относились к тебе?

Хью немного подумал и ответил:

— Чтобы отвечали мне взаимностью.

— Если понравившийся тебе человек будет тебя бояться, думаешь, у него возникнут к тебе светлые чувства?

— Нет, не думаю. И я не хотел пугать Розалин. Накричал на неё, потому что подумал, что она специально меня игнорит.

— Пытаешься оправдать своё поведение?

— Да знаю я, что сам несдержался! — рявкнул Брайерс. — Хватит уже осуждать меня!

— Я вовсе не осуждаю тебя, Хью. Мы оба понимаем, почему тебе тяжело даётся понимание чужих границ — ты рос в крайне деструктивной семье. Но это не вина других людей и мира, тебе они ничего не сделали, не они твои агрессоры. Сейчас только ты сам способен побороть себя и сделать свою жизнь лучше.

— Жизнь хуйня, — с долей горечи выплюнул Хью. — Я живу по сути в закрытом интернате для психопатов и маньяков, и не казнён только потому, что ещё могу приносить этому грёбанному обществу пользу, благодаря своему дару. И подохну я, как и многие другие до меня, так и не испробовав на вкус свободу.

— Тебе не кажется, что свобода достаточно спорное понятие? Свобода определяется причиной всех твоих действий, и они не обуславливаются любыми иными факторами, в том числе природными, социальными, межличностными и индивидуально-родовыми. Свобода это не вседозволенность, когда ты можешь не учитывать пагубности собственных действий для себя и окружающих.

— Говорите, как по учебнику.

Марта по-доброму усмехнулась.

— Да, это так, — согласилась она. — Но это именно то, что следует помнить всегда. Видишь ли, в той жизни, которую ты вёл до того, как попал сюда, не было свободы. Ты поддавался всем своим теневым желаниям, был рабом деструктивных установок, взращенных в тебе жестокими родителями и тяжёлым детством. Как-то ты сказал мне, что сильнее всего этого, неужели сейчас хочешь вернуть былое?

— Нет, — буркнул Хью.

— Ты ведь действительно сильный. Несмотря на всё то, что пережил и от чего страдаешь, ты смог выстроить хорошие отношения со всеми нами. Ты хороший друг, товарищи уважают тебя, в некотором смысле ты стал даже не заменим. Для тебя это что-то значит?

— Да, мне важно это, — вдруг глухо произнёс Хью.

— Я рада слышать это, — нежно улыбнулась Марта. — Тебе осталось