Изгой с когтями дракона. Кровь Веиров 1 - Дмитрий Когтев

Бой распался на очаги хаоса.

Зарина vs Кракен (левая рука): Зарина уворачивалась от ударов мощного манипулятора, пытающегося ее раздавить или схватить. Она использовала обломки как укрытие, ее ловкость против грубой силы и брони. Кракен яростно преследовала, дергая Эльгу на тросе как живой щит или помеху.

Эльга: истекала кровью, боролась с болью и шоком, пыталась вырвать гарпун или ослабить трос. Ее зеленая магия Жилы была слаба здесь, в самом сердце отравы, но она пыталась чувствовать камень под собой, ища слабину, трещину.

Лют и Игнат: Лют прижал Игната к стене, пытаясь привести его в чувство. — Дыши, Ключ! Смотри! Зарина одна не вытянет! Дай хоть искру! Посмотри на свою руку! Она ждет команды! — Игнат задыхался, его взгляд то фокусировался на битве, то терялся в боли. Его правая рука дымилась, светилась, жилки пульсировали бешено, но контролировать силу он не мог. Это был дикий зверь на поводке.

Лисовик: без сознания, недвижим под скафандром Лута. Его рыжий мех был тусклым.

Кракен начала терять терпение. Ее преследование Зарины стало методичнее, опаснее. Она начала использовать не только манипулятор, но и микровыбросы плазмы из бича — не для убийства, а для отсечения путей отступления, создания огненных ловушек. Тоннель превращался в ад: расплавленный металл, дым, гарь, крики боли Эльги, шипение плазмы, грохот шагов экзоскелета.

— Хватит играть, — прошипел вокодер. Кракен резко остановилась. Ее красный луч прошелся по Зарине, прижатой к обломкам очередной микровспышкой плазмы. — Ликвидация приоритетной цели. Сейчас.

Она подняла плазменный бич. Синяя энергия сконцентрировалась в наконечнике, формируя сверкающий шар чистой деструкции, готовый испепелить Зарину и часть стены за ней. Гидравлика экзоскелета взвыла, подавая максимум мощности.

Зарина поняла. Уворачиваться было некуда. Она стиснула клинок, готовясь к концу. Взгляд ее встретился с глазами Эльги, полными отчаяния.

— Прощай, сестра, — прошептала Зарина.

Игнат увидел. Увидел шар смерти. Увидел обреченность Зарины. Увидел боль Эльги. И снова — слова о матери. «Умри, как твоя мать…»

Ярость. Чистая, первобытная, освобождающая от боли ярость перехлестнула все. Он рванулся вперед, отбрасывая Лютa. Его правая рука, больше не рука, а орудие апокалипсиса, поднялась сама собой. Багровый свет хлынул из трещин, стальные жилки запели под напряжением. Он не целился. Он просто выплеснул все, что в нем было, весь гнев, всю боль, всю отчаянную силу, в сторону Кракен, в сторону этого шара смерти.

ВЖЖЖЖЖ-УУУУУ!

Не луч. Не щит. Багрово-черный вихрь, пронизанный светящимися белым осколками стали, рванул из его ладони. Он не летел прямо. Он закручивался, как торнадо, пожирая воздух, искривляя свет, с грохотом вбирая в себя обломки, пыль, пар. Это был неконтролируемый выброс силы, рвущейся на свободу.

Вихрь ударил не в Кракен. Он ударил в плазменный шар, уже готовый сорваться с бича.

КАААА-БУУУУМ!

Катаклизм. Столкновение двух нестабильных чудовищных энергий. Багрово-черное против ядовито-синего. Взрыв был оглушительным. Не ударная волна — вакуумная воронка, содрогнувшая уцелевшие стены до основания. Свет погас полностью — только слепящие вспышки сталкивающихся энергий. Металл плавился и испарялся. Бетон крошился в пыль. Трубы рвались, как бумажные.

Зарину и Эльгу швырнуло в противоположные стороны, как щепки. Лютa прижало к стене. Игнат стоял в эпицентре, его фигура силуэтом на фоне адского светошоу, правая рука — источник кошмара — была вытянута вперед, изрыгая последние капли багрово-стальной ярости. Он не чувствовал боли. Только пустоту и грохот конца света.

Когда световая буря стихла, сменившись кромешной тьмой, прорезаемой лишь редкими искрами из порванных кабелей, картина была апокалиптической. Центр тоннеля представлял собой воронку расплава, глубокую, дымящуюся, с раскаленными краями. Где-то в дыму валялась оторванная гидравлическая рука экзоскелета Кракен. Сам экзоскелет «Костолом» был отброшен взрывом на двадцать метров назад, врезался в стену и замер, окутанный паром и искрами. Красный луч-сканер погас. Была ли «Железная Дева» внутри жива? Неизвестно.

Игнат рухнул на колени у края воронки. Его правая рука больше не светилась багровым. Теперь она светилась зловещим белым изнутри — стальные жилки горели, как раскаленные провода в полурасплавленной обугленной плоти. Дыма почти не было — плоть спекалась. Боль вернулась — тупая, всепоглощающая, предвещающая конец. Он не стонал. Он смотрел на свою руку с отстраненным ужасом. «Конец…»

Зарина поднялась первой, шатаясь. Ее скафандр был прожжен в нескольких местах, шлем треснут. Она подбежала к Эльге. Гарпун был вырван взрывом. Рана на бедре зияла, черная от ожога, но кровотечение замедлилось. Эльга была без сознания, дыхание поверхностное.

Лют отлепился от стены. Он подбежал к Игнату, схватил его. — Ты… ты ее… почти… — Он не закончил. Его взгляд упал на руку Игната. Лют побледнел под шлемом. — Великие Веиры… Ключ, твоя рука…

— Отваливает… — прошептал Игнат, его голос был хрипом. — Чувствую… Холодно…

Лисовик под скафандром Лута слабо зашевелился, издал жалобный писк. Лют прижал его рукой. — Молчи, рыжий. Не до тебя.

Из глубины тоннеля, со стороны Реакторного Сектора, донесся новый звук. Не шаги. Скрип и чавканье. Как будто что-то большое, тяжелое и мокрое выползало из-за поворота. И вместе с ним — слабый, но отчетливый запах. Не озона. Не гари. Запах болотной гнили и… озона. Знакомый. Ужасающе знакомый.

На полу, у края воронки расплава, лужа маслянистой технической жидкости вдруг… зашевелилась. Не просто заколебалась. Из нее стали подниматься странные, студенистые выросты, слабо светящиеся болотным зеленым. Они тянулись к порванным кабелям, к искрящим проводам. И по этим проводам, как по нервам, пробежала волна искажения — свет аварийных фонарей померк, затем вспыхнул ярко-зеленым, снова погас. В динамиках, висящих на стенах, вместо сирены и голоса автоматики вдруг раздался хриплый, булькающий смех, наложенный на помехи.

«Ключ… Игнат… Дверь открыта… Я внутри…»

Голос Топи был здесь. В самом сердце «Стального Сердца». И он только что получил доступ к системам маяка.

Тишина после катаклизма была глухой, давящей, как вата в ушах после взрыва. Лишь редкие искры из порванных кабелей высекали жуткие тени на стенах, освещая апокалиптическую картину: воронку расплава, дымящиеся руины, расплавленные капли металла, застывающие на полу как слезы ада. Воздух был густым от гари, озона и нового, сладковато-тошнотворного запаха — горелой органики. Запах спекающейся плоти Игната.

Игнат стоял на коленях у края пропасти, сотворенной его же силой. Он не смотрел на разрушения. Он смотрел на свою правую руку. Она больше не пульсировала багровым. Теперь она светилась изнутри мертвенным,