Танец Ведьмы - Blackmourne
День уже клонился к закату, когда, закончив развешивать одежду на ветках деревьев, Лана, подрагивая от радостного предвкушения, сама погрузилась в нагревшиеся за день воды, смывая с тела кровь и застарелый пот. Немного отплыв от берега, баронесса нырнула, разглядывая дно озера — вода в нём была кристальной чистоты, судя по всему, оно подпитывалось подземными источниками. Вынырнув и набрав полную грудь воздуха, сребровласка весело рассмеялась. Слушая свой голос, она даже сама посчитала его мягкий тембр красивым. Стало невероятно комфортно и хорошо, и из озера, разогретого за день ярким летним солнцем, не хотелось вылезать на вечернюю прохладу.
Блондинка упивалась тем, как вода ласкает кожу. Она медленно опустилась в озеро, вытянулась, зажмурившись, и легла на водную гладь. Вода обнимала её — мягко, нежно, чуть холодя, вызывая по телу едва уловимые мурашки. Разметав руки и ноги, Лана лежала, словно в объятиях самого мира, взирая в полусне на бледнеющее небо, где начинали вспыхивать первые звёзды.
Как бы ни были плохи дела — умирать здесь она не собиралась. В груди билось что-то живое и упрямое. Слишком много оставалось невыполненных обещаний. Слишком сильно хотелось жить — с наслаждением, с голодом, с новой остротой ощущений. Мир стал другим. Пусть и не добрым — но всё же наконец настоящим.
Выбравшись из воды, Лана провела ладонями по телу, стряхивая капли — движение оказалось медленным, почти ленивым, и сама себе она в этот момент показалась животным, влажным, живым. Дрожь прошла от плеч до ног. Подкинув в костёр свежих веток, она уселась на плоский камень, обняв колени. Голая, с растрёпанными, ещё влажными волосами, согреваемая огнём, она ощущала свою плоть особенно — каждый изгиб, каждое прикосновение воздуха к коже. Было в этом что-то запретное, и потому притягательное.
От треска сгорающих дров веяло теплом и безопасностью. Девушка позволила себе расслабиться от напряжения последних дней, отдаваясь этому чувству. Глядя в костёр, Лана вдруг вспомнила его — своего лучшего друга. Его голос, ярко-зелёные, озорные глаза. Его добрую, тёплую улыбку, от которой у неё всегда возникало чувство, будто солнце касается кожи. Сердце сжалось — не от боли даже, а от этой особенной, тянущей тоски, похожей на предчувствие объятия, которое может никогда не случиться.
И — едва уловимое, но пронзительное — желание. Тихое, но всё поглощающее. Таких его прикосновений она прежде не знала, но воображение нарисовало их с такой плотностью, что на коже проступили мурашки. Грудь тяжело поднялась, соски напряглись и дрожали от холода, но больше — от внутреннего жара. Она коснулась их ладонью, едва-едва — и тут же отдёрнула руку, заливаясь жаром стыда.
“Что со мной происходит? Я же для него просто подруга.” — пронеслось в растерянных мыслях.
Встряхнув головой, Лана вскочила, сгорая от смущения, и быстро начала одеваться. Вещи высохли, но на коже осталась та особая электризация неутолимого желания, пронизывающая до самых кончиков пальцев. Лес молчал, только у самого озера полз туман, серебряный, как дыхание луны. Её тонкая рубашка немного прилипла к коже, каждая складка жгла кожу. Острота ощущений была избыточной что балансировала между болью и сладостью.
Разогрев походный котелок, Лана приготовила гречку с сушёным мясом. Обычная пища, но запах вдруг показался ей волшебным. Пахло теплом, телом, домом. Когда она зачерпнула ложку, остудила дыханием и отправила её в рот, вкус вдруг вспыхнул ярко, как будто каждая крупинка была живой. Она жевала медленно, с наслаждением, почти с лёгким стоном удовольствия. Когда-то она не чувствовала этого. Всё было плоским, безвкусным. Но теперь — теперь тело жило. И каждая мелочь, каждый вкус, каждый запах будоражил.
Кажется, прежде ей лишь раз доводилось испытывать такое наслаждение от еды. Вспомнилась Ульма Кроу, собирающая им припасы в дорогу, её красная шевелюра и потерянная улыбка. Накатила грусть, Лана не просто чувствовала себя перед ведьмой в долгу, но успела искренне привязаться. Вместе с тем, как изменилось её сознание и восприятие, так же изменились ценности и желания. Собственная слабость и подверженность эмоциям уже даже не злили, а скорее интриговали.
Стоило закрыть глаза и сконцентрироваться на эмоциях — она начинала видеть прямо сквозь веки сотни различных оттенков. Здесь, посреди леса, она была окружена пламенем жизни мириадов цветов и чувствовала со всем окружающим безобразием необъяснимую связь. Этот лес помнил ее, будто знал очень и очень давно. Казалось, протяни она руку — деревья склонятся, открывая дорогу, воды озера разойдутся, а вкусная рыбка сама весело выскочит оттуда ей на обед.
Услышав серебристый всплеск, Лана удивлённо вскрикнула, увидев парочку упитанных рыбин, бьющихся в предсмертном танце на берегу. Сердить богов и отказываться от их даров девушка не собиралась, так что быстро прибила несчастных самоубийц и вскоре дополнила ими свой рацион. А затем, сытая и счастливая, улеглась спать прямо на берегу. Стало слишком лениво искать убежище, да и это место почему-то показалось ей вполне безопасным.
