Золотая цепь - Клэр Кассандра
– Корделия, пожалуйста, остановите ее, моя хозяйка ненавидит скандалы…
В этот момент раздался стук копыт, и из-за угла выехала легкая коляска, в которую были запряжены две одинаковые серые лошади. На козлах сидела женщина с пышными формами, облаченная в платье с широкими юбками и редингот. Дама резко остановила экипаж у крыльца дома номер тридцать и в ярости воззрилась на плачущую девушку.
– Эванджелина! – взревела она. – Немедленно садись в карету!
Эванджелина сразу присмирела.
– Иду, мама, – пропищала она и бросилась выполнять приказание.
В этот момент мамаша заметила в окне Анну, поглощенную изучением незажженной сигары. Перья на шляпе разгневанной дамы затряслись, и Корделии показалось, что сейчас она взглядом пробуравит в Анне дыру.
– Вы! – крикнула она. – Вы недостойный человек! Как вам не стыдно разбивать сердца девушкам! Позор, сэр! Если бы дело происходило сто лет назад, я вызвала бы вас на дуэль, попомните мои слова!
Анна расхохоталась. Дверца кареты захлопнулась, лошади понеслись во весь опор. Карета с грохотом покатила прочь и через минуту скрылась за углом.
Анна доброжелательно взглянула на Корделию.
– Поднимайтесь же, – сказала она. – Я живу на втором этаже; сейчас я вам открою.
Корделия, чувствуя себя так, словно ее подхватил и унес тайфун, поднялась на крыльцо и вошла в холл, вид которого показался ей довольно убогим. На площадке между лестничными пролетами горела тусклая лампа. На полу лежал старый истертый ковер. Корделия постаралась не касаться ободранных деревянных перил, чтобы не посадить занозу, поэтому на последних ступенях споткнулась и едва не упала.
Как и обещала Анна, дверь в ее жилище была распахнута. Квартира оказалась довольно уютной, что было несколько неожиданно после мрачной лестничной площадки. Стены были оклеены темно-зелеными с золотом обоями в викторианском стиле; по комнате без всякого порядка были расставлены разрозненные предметы мебели, но, несмотря на это, интерьер выглядел весьма оригинально и даже шикарно. Корделии пришло в голову сравнение: воюющие армии, которые в конце концов заключили выгодное для всех перемирие. Здесь был устрашающих размеров диван, обитый вытертым бархатом золотисто-коричневого цвета, несколько кресел с подголовниками и старыми выцветшими подушками, турецкий ковер и лампа Тиффани с мозаичным стеклянным абажуром. Каминную полку украшала дюжина кинжалов с инкрустированными рукоятями, торчавших под разными углами. Драгоценные камни переливались в лучах вечернего солнца. У двери, ведущей в спальню, на небольшом столике красовалось огромное чучело разноцветной змеи с двумя головами.
– Вижу, вы заинтересовались Персивалем, – заметила Анна, махнув рукой в сторону чучела. – Эффектно, не правда ли?
Она стояла у окна с поднятой рамой, глядя на вечерний город и наблюдая за тем, как солнце скрывается за крышами. Пояс был развязан, и Корделия заметила, что под халатом на Анне надеты темные брюки и ослепительно белая мужская сорочка. Несколько верхних пуговиц сорочки было расстегнуто. Кожа молодой женщины лишь едва заметно отличалась по цвету от белой ткани, а ее волосы, завивавшиеся на затылке, были такими же черными, как у Джеймса. Это были волосы Эрондейлов, волосы цвета воронова крыла.
– Интересная расцветка, – ответила Корделия.
– Это был дар любви. Я никогда не ухаживаю за скучными девицами. – Анна обернулась, чтобы взглянуть на Корделию, и полы халата взметнулись, словно крылья. Корделия не осмелилась бы назвать Анну «симпатичной» или «хорошенькой» – красота ее была необыкновенной, ошеломляющей, завораживающей. Слово «хорошенькая» казалось жалким и неподобающим по отношению к Анне.
– Я не ослышалась, та дама назвала вас «сэр»? – с любопытством спросила Корделия. – Она что, приняла вас за мужчину?
– Возможно. – Анна стряхнула в камин пепел с сигары. – По собственному опыту я знаю: для всех будет лучше, если позволить людям верить в то, во что они хотят верить.
И с этими словами она упала на диван. Она носила брюки без подтяжек, однако, в отличие от мужчин, для которых брюки были сшиты, у Анны имелись бедра, и брюки облегали стройную фигуру, подчеркивая ее красоту и элегантность.
– Бедняжка Эванджелина, – сказала Корделия.
Она сняла со спины перевязь с Кортаной, прислонила меч к стене, затем, расправив юбки, устроилась в одном из кресел.
Анна вздохнула.
– Это уже далеко не первый наш разрыв, – объяснила она. – В последние несколько раз я старалась вести себя мягче, но день свадьбы приближается, и я решила, что в интересах самой Эванджелины мне стоит проявить твердость. Я вовсе не желаю разрушать ее жизнь. – Она наклонилась вперед, пристально глядя на Корделию. – А теперь, Корделия Карстерс, расскажите мне все свои секреты.
– Мне кажется, не следует этого делать, – возразила Корделия. – Я не очень хорошо вас знаю.
Анна рассмеялась.
– Вы всегда выражаетесь с такой прямотой? Если вы не хотите поболтать, зачем же вы пришли ко мне на чай?
– Я не говорила, что не хочу поболтать. Просто я не хочу болтать о себе.
Анна снова улыбнулась.
– Вы просто невыносимое юное создание, – произнесла она, хотя тон ее вовсе не был раздраженным. – О! Чайник.
Снова взметнулся водоворот золотистой парчи, Анна вскочила с дивана и устремилась в тесную кухоньку. Стены в кухне были выкрашены в светлые цвета, в маленькое окно был виден кирпичный фасад дома на противоположной стороне улицы.
– Ну что ж, если вы хотите поболтать, но не желаете рассказывать о себе, почему бы не посплетничать о вашем брате? Он все такой же невыносимый субъект, каким был в школе?
– Разве вы учились в школе вместе с Алистером? – удивилась Корделия и подумала, что брат наверняка упомянул бы об этом.
– Вовсе нет, но с ним учились Джеймс, Мэтью и остальные Веселые разбойники; так вот, Мэтью говорит, что Алистер был довольно-таки противным типом и доставлял им всем кучу неприятностей. Только не обижайтесь, ладно? С другой стороны, должна признать, что Томас ни разу не сказал о нем плохого слова. Сахар? Молока у меня нет.
– Спасибо, сахара не нужно, – ответила Корделия, и Анна вернулась в гостиную, держа в руках щербатую чашку и блюдце. Корделия неловко поставила все это на колени.
– Алистер действительно иногда бывает невыносимым, – согласилась она с неохотой, – но мне кажется, что он ведет себя так не нарочно.
– Как вы считаете, может быть, он влюблен? – предположила Анна. – Бывает, что влюбленные ведут себя просто ужасно.
– Не знаю, в кого он может быть влюблен, – улыбнулась Корделия. – После нашего приезда он был слишком занят, чтобы искать предмет страсти, и я сомневаюсь, что последние события могут вызвать у кого-то порыв влюбиться.
– А что именно натворил ваш отец? – неожиданно спросила Анна.
– Как вы сказали? – Корделия едва не пролила свой чай.
– Всем известно, что он совершил какой-то серьезный проступок или даже преступление, – объяснила Анна. – И что ваша мать приехала сюда для того, чтобы завести полезные связи среди Сумеречных охотников и влиться в наше общество. Надеюсь, местные не будут из-за этого смотреть на вас свысока. Мне нравится ваша мать. Она напоминает мне королеву из старинной сказки или пери из поэмы «Лалла-Рук»[19]. Ведь ваша матушка родом из Персии, верно?
– Да, – осторожно ответила Корделия.
– Тогда почему у вашего брата такие светлые волосы? – расспрашивала Анна. – А у вас рыжие. Я считала, что у уроженцев Персии черные волосы.
Корделия поставила чашку на столик.
– В Персии живет множество людей, и все выглядят по-разному, – сказала она. – Вы же не думаете, что все англичане должны быть похожи друг на друга как две капли воды, верно? Так почему это должно касаться только Англии? Мой отец – британец, у него светлые волосы и глаза, а у матери в детстве были рыжие волосы, но с возрастом они потемнели. Что касается Алистера, то он просто красит голову.





