Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах
Во имя сохранения жизней воинов. Этот совет звучал бы слишком странно в иное время. Любому известно, что кровь воинов — краска, которой окрашивают победные знамена. Однако сейчас за словами гадающего стоял иной, темный смысл. Гибель воинов Данцзе на землях Милиня могла оказаться слишком страшной — и при этом напрасной.
Гадатель покинул шатер. Линь Яолян, хмурясь, вновь развернул карту и накрыл ею стол, небрежно сдвинув в сторону чашку и тушечницу. Не пересекать рубежи Милиня. Прекрасный совет, бесспорно. Но как, как тогда обезопасить земли Данцзе? Выстроить цепь близко стоящих крепостей, которые прикроют Северный Предел, а до тех пор метаться с армией по приграничью, вылавливая отряды, возникающие порой словно из ниоткуда? Недурной план. Особенно в части возведения оборонительного рубежа. Если опасность нельзя искоренить — от нее придется отгораживаться. Но удастся ли убедить государя выделить достаточно серебра, чтобы осуществить подобное? Как объяснить, что полководец во главе армии хорош лишь когда ему противостоит другой полководец. Что в той ситуации, в которой они оказались, нет и не будет ни громких сражений тысячных армий, ни сияющих доблестью и славой побед. Что все расползается в мелком грязном болоте беспорядочных кровавых стычек, и самое главное — это успеть вовремя в то место, где более всего требуется перевес в силах. Что единый кулак армии бессилен и слишком неповоротлив против мелких шаек.
Линия укреплений, которая закроет Дандце от Милиня… хвала Небесам, граница не слишком длинна. Куда короче, чем с Цзиньянем. Если такой рубеж возводить, то удобнее всего…
Увлекшись размышлениями, Линь Яолян ногтем очертил по карте место возможного рубежа. И понял, что за один такой план он может проститься с головой. Государь Сянсин, возможно, и готов склониться перед Цзиньянем, могущество которого не оспаривают даже варвары из Западного Юя. Но правитель Данцзе не согласится уступить ни пяди земли небольшому Милиню, а именно это и придется сделать при постройке рубежа.
— Прошу простить, что мешаю размышлениям, — Нин ИНъюй пользовался давним правом входить к своему генералу без доклада.
— Не мешаете, — Линь Яолян сделал приглашающий жест.
— Брата и сестру Дин до сих пор не нашли. Никаких следов, — сдержанно проговорил Нин Инъюй, — вашу усадьбу вновь хотят обыскать. Уже тщательнее.
Линь Яолян стиснул зубы до ломоты в челюстях. Обыскать его усадьбу. Хоть десяток раз. Хоть разобрать по кирпичу. Он был уверен, что ничего крамольного в его доме не обнаружат.
Весть о том, что девица Дин увела брата в храм Чистого Сердца, да так и не вернулась, нагнала Линя Яоляна уже в приграничье. Это известие заставило его ощутить всю боль обманутого доверия. Он искренне проникся сочувствием к попавшим в беду людям, а теперь выходило, что Нин Инъюй был прав в своих опасениях и им расчетливо воспользовались. Но в то же время из письма управлящего следовало, что брат и сестра покинули усадьбу в обычных одеждах, не взяв ни еды, ни денег, ни чего-либо ценного. В разоренном пожаром Шэньфэне было немало доведенных до полного отчаяния людей. Что, если по дороге в храм или по пути обратно беспомощный безумец и одинокая девушка стали добычей грабителей? В смелости и сообразительности девы Дин он имел возможность убедиться, но могла ли даже такая женщина всерьез противостоять нескольким мужчинам?
Мысли об этом были не менее горькими, чем мысли об обмане. Линь Яолян с юности привык к тому, что мужчины часто убивают друг друга — в битвах, в спорах… но мысль об убийстве женщины ему претила. Гибель женщины от клинка или стрелы казалась ему столь же противоестественной, как и гибель ребенка.
Как бы то ни было, его совесть была чиста перед государем. И потому он не станет забрасывать Дворец Лотосов письмами с униженными оправданиями за то, в чем он не чувствует вины.
— Боюсь, вас подозревают в том, что вы тайно сочувствуете учителю Цюэ и его последователям, — осторожно заметил Нин Инъюй, глядя на карту, — и что вы помогли бежать и скрыться Дину Гуанчжи и его сестре.
— Безумие Дина Гуанчжи было неоднократно подтверждено лекарями, что его осматривали.
— Верно. Но у каждого человека есть цена. Кто-то из них может не устоять перед серебром. Или угрозами, которые бесплатны.
Линь Яолян дернул углом рта. Зачем Дворцу Лотосов его голова?
— Не нужно вновь просить меня об осторожности, Нин Инъюй.
— Не стану, — начальник ставки провел чуть узловатыми пальцами по глубокой отметке, оставленной ногтем Линя Яоляна, — берег по эту сторону реки Люгу?
— Да. Земли на другом берегу не удержать, но…
Линь Яолян вкратце поведал Нину Инъюю и о совете гадателя, и о своих соображениях относительно возведения рубежа и того, где его следует возвести. Нин Инъюй слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы или добавляя к его мнению собственное. Казалось, что ему идея представлялась не лишенной смысла. Однако, когда обсуждение завершилось, начальник ставки коротко покачал головой с невеселой усмешкой.
— Теперь вам и мне остается лишь молить Небеса, чтобы об этом разговоре не узнали в Шэньфэне. Дворец Лотосов сочтет намерение поступиться землями за Люгу истинной изменой.
— Порой лучше отдать несколько десятков ли, чтобы сохранить целое.
— Из Шэньфэна это может видеться иначе. Одно дело поражения от Цзиньяня, тут хотя бы остается гордость за то, что он так и не завоевал Данцзе. И совсем другое — отдать завоеванные предками земли ничтожному Милиню. Эти ли за рекой Люгу сразу становятся выстланными чистейшим золотом.
— Этот ничтожный, как вы его назвали, Милинь обратился в большую беду, Нин Инъюй.
— Это знаем мы. Знает войско. Знают люди Северного Предела — у почти каждого есть родич или знакомый, который повидал, во что обратились милиньцы и что они творят. Но пожелает ли знать такое государь?
Отвечать Линь Яолян не стал. Впрочем, Нин Инъюй и не требовал ответа.
* * *
Это не было настоящим сражением. Противостояла им не армия. Просто достаточно большой отряд милиньцев, что открыто продвигался по дороге и напал на передовой разъезд армии Данцзе. Дело могло бы обернуться обычной резней, после которой на обочине остались бы искалеченные тела убитых. Однако Линь Яолян со сопровождавшим его отрядом находился достаточно недалеко, чтобы успеть на подмогу.
Схватка была жаркой и беспорядочной. Вопреки очевидности и здравому смыслу никто из милиньцев не пытался отступить, невзирая на то, что все возможности для бегства у них имелись. Чья бы воля ни сплачивала и