Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

Во все стороны полетели тысячи осколков, и каждый из них тоненько заголосил. Следом завопил и весь зал. Однако это не освободило мальчика, чья бейсболка вновь принялась пить его кровь. Не уничтожило это и прочие городские легенды и ужасы, оживленные зеркалом…

Зажав кровоточащую кисть под мышкой, Лунослав заглянул в Черномикон и прочитал обновившийся текст:

— «Отпусти погубленное и умершее невинным! Пусть упокоится с миром то, что жило во славе порочной! Да пролетит мертвый огонь над бездной! Отпускаю, отпускаю, отпускаю — во смерть!»

И Богдан упал. Его бейсболка сгнила, оголив безволосый и проломленный череп ребенка. Стало очевидно, что мальчик был давно мертв.

— И это всё, брат шаман?.. — растерялся Булат.

— Он уже был мертв, Булат, — сказал Лунослав.

— Хорошо…

— Хорошо?..

— Да, ядрен батон, хорошо! А что еще я могу сказать?!

— Достань мои пальцы. А я пока побуду с ним.

Булат распотрошил косой демона, вынул из его мерзкого желудка посиневшие пальцы напарника и закинул их себе в карман. А затем произошло нечто невероятное и одновременно пугающее. Из тела мальчика вылетело чистейшее и легкое облачко — его потрепанная душа, так и не познавшая сладкие грехи мира. И Черномикон подпрыгнул, чтобы проглотить эту вкуснятину.

— Не смей, тварь! — проорал Лунослав, перехватывая жуткий фолиант целой рукой.

Душа мальчика взмыла к потолку зала, прошла сквозь него и, стремясь к спокойному небу, пропала. Молодые люди недобро посмотрели на Черномикон.

— Знаешь что, шаман-брат? Мое терпение лопнуло.

— Мое тоже…

И Лунослав и Булат сделали то, чего не делали никогда, — избили книгу ногами. И били они ее так, словно это она была виновата в том, что случилось с ребенком; выместили на ее прочной обложке всё свое бессилие и всю свою горечь. Злопамятный Черномикон стерпел побои, потому что знал: этим двоим осталось недолго…

Лунослав и Булат взяли ребенка и направились к выходу. Снаружи они вызвали «скорую помощь» и полицию, после чего положили мертвого мальчика на изумрудную траву, уселись с ним рядом и стали смотреть на пушистые и беззаботные облака. В глазах у каждого блестели слезы…

Жизнь — игра, в которой не победить. И это — непреложная истина, высеченная на скрижалях бытия. Однако верно и другое: если есть игра — есть и ее триумфатор. И это тоже непреложная истина. Конфликт? Отнюдь. Ведь существует и третья истина, примиряющая первые две: в некоторых играх можно победить только одним способом — не играя в них. Но сможете ли вы не играть в жизнь? Да и возможно ли это? Что ж, вот вывод: не играйте в жизнь, живите…

Глава 20

Доводилось ли вам хоть раз слышать о миграции парикмахерских? Что, ни разу? Вы как будто и не стриглись! Или же — вы не стриглись в Старом Ивоте, в котором пропажа парикмахерской и ее появление в другой части городка — обычное дело. Верно, парикмахерские Старого Ивота — ветрены, словно пакеты, и непостоянны, будто вес в новогодние праздники. Возможных причин для этого уйма: от территориального облысения клиентов до их преследования… Как бы то ни было, одна из таких парикмахерских обосновалась на улице Зины Ивановой. Прекрасное место, чтобы убедиться в том, что виртуозно владеть ножницами могут не только обычные брадобреи…

Итак, Старый Ивот, ночь, парикмахерская…

За кустами роз и кривым тополем притихла парикмахерская «Шик». Название заведения было написано до того вычурно, что оно легко читалось как «Шпик». Поэтому многие, заходя туда, зачастую искали не красоту, а подкожное свиное сало. Но это днем. Ночью же на скамейке перед заведением выпивали. Выпивали сейчас и наши знакомые старшеклассницы — Ирка Ненежа, Маринка Курицына и Ленка Порокина.

Месяц назад в школьном туалете призрак убил их одноклассницу. И это, по их мнению, стало весомой причиной для оправдания подросткового алкоголизма.

— За Зойку! — всхлипнула Ленка.

— За Зоечку!

— И за ее большую доечку!

Девушки отсалютовали умершей подруге, где бы она ни была, баночками с коктейлями и выпили.

— Девочки, а вы знали, что по ночам возле парикмахерских иногда появляется мертвая женщина с ножницами? — Маринка обеспокоенно огляделась. — Говорят, ими ее изуродовал и убил муж — за измену! Горизонтальную «пилотку» ей на лице сделал! Представляете?

— Ой, можно подумать, только мужики могут на стороне шлепаться! — возмутилась Ирка. — И тетку ту не муж изуродовал, а врачи на операционном столе — во время пластики!

— А я слышала, что она сама себе рот разрезала! — ахнула Ленка. — Может, хотела, чтобы в него блины как в дисковод пролезали, а?

После этих слов девушки весело расхохотались.

— Подружки, а вам не кажется, что мы повторяем те события?.. — задумалась Ирка. — Ну, как в тот раз, когда Зойку убили…

— Божечки-кошечки, и правда!..

— Не хлюпайте, ракушки! — ободряюще сказала Маринка. — Запьем это дело и по мальчикам скакать пойдем. Рассосется! Ну и мы немножко тоже.

Тут раздался шорох, и старшеклассницы увидели, что к ним направляется босая женщина, у которой определенно «ехала крыша». Из одежды на ней было только пальто, накинутое на голое тело. Голова ее прижималась к плечу. Нижнюю часть лица закрывала марлевая повязка. Азиатские глаза неизвестной были выразительны и красивы. А еще она кое-что прятала…

— Ну чего тебе, тетя? — нахмурилась Маринка. — Сидим тихо, не вопим, не стонем. А про алкоголизм, уж извини, дома будешь мужу втирать — языком в яички!

— Да! Вали отсюда, шмотка одноразовая! — хихикнула Ирка.

Ленка молча поддержала подруг пьяным взглядом и позой истинного быдла, выпущенного из стойла. Женщина исподлобья оглядела их.

— Я — красива? — вдруг шепеляво спросила она у Маринки.

Девушки на мгновение оторопели, а затем вульгарно засмеялись. И незнакомка разом отсекла их смех — продемонстрировав большие и острые ножницы с застарелыми следами крови. Подружки в ужасе обмерли: до них наконец дошло, что перед ними была одна из городских легенд Ивота.

— Божечки-кошечки! — побледнела Ленка. — Я, кажется, вспомнила конец этой страшилки! Чтобы не умереть, надо как-то по-особенному ответить!..

— И как?! — затряслась Маринка.

— К-как-то… Не помню…

— Так вспоминай, дура! — прошептала Ирка.

Женщина с ножницами злобно вгляделась в Маринку и повторила:

— Так что, я — красива?!

— Н-нет!.. — непонимающе пискнула та.

Женщина впала в задумчивость — и воткнула ножницы в глаз девушке. Брызнула кровь, лопнуло глазное яблоко, и Маринка Курицына, комично подмигнув, обмякла. Она была мертва. Ленка и Ирка мгновенно протрезвели. Женщина вытерла ножницы об свою грудь и повернулась к Ирке. Та беззвучно заплакала.

— Я — красива? — вопросительно